Шрифт:
Закладка:
* * *
Командир корпуса Васильчиков ушел в 1906 году, и на место его был назначен Данилов, «герой» Японской войны, сразу же произведенный в генерал-лейтенанты и получивший генерал-адъютантские аксельбанты.
Он был коренной офицер лейб-гвардии Егерского полка и в молодости был известен приверженностью к Бахусу и неряшливостью в одежде. Говорили, впрочем, что на Японской войне он действительно выказал если не воинские таланты, то большую личную храбрость.
Данилов был небольшого роста, довольно плотный, с длинными свисающими усами и седоватой бородкой клином, человек порядочно за пятьдесят. Общим видом весьма напоминал престарелого пехотного «капиташу» одного из российских полков с глухой стоянкой. Ходил вразвалочку и явно играл под «мужичка-простачка». Офицеры его звали Данилкой и никакого почтения к нему не питали.
Визитами нас высокое начальство не баловало, придерживаясь петербургских обычаев, где явиться в дом без приглашения, «на огонек», считалось неприличным. Большие генералы приезжали в поле исключительно на смотры: на смотр стрельбы, на инспекторский смотр и т. п. Смотры, как общее правило, сходили отлично, после чего начальство приглашалось в собрание, зимой к завтраку, летом в лагерях к обеду. Завтраки и обеды, которые и так были хороши, увеличивались еще на одно блюдо, ставилась богатейшая горячая закуска и выкатывалось море вина. Одним словом, «побольше провизии для начальника дивизии».
Высоких гостей считалось обязательным хорошенько подпоить. На такое дело генерал-адъютанта Данилова упрашивать долго не приходилось и, несмотря на то, что в то время командиром и его соседом по столу был Шильдер, который по хилости здоровья пил один нарзан, каждый раз, что Данилка у нас появлялся, он преисправно нализывался.
Помню одно из его выступлений в лагерях. Был, кажется, смотр стрельбы и выбили, как полагается, много «сверхотличного». Причем без всяких жульств. Мы вообще всегда стреляли прекрасно, да и заведующий оружием, главное действующее лицо в такие дни, поручик Степан Гончаров (убит в октябре 1914 года под Ивангородом), фанатик стрелкового дела (он раз собственноручно пристрелял в тире винтовки всего полка), никогда бы до этого не унизился. Данилка был в восторге, благодарил чинов, офицеров и поминутно прикладывал пятерню, с простреленным и торчащим в бок пальцем, к козырьку своей генерал-адъютантской фуражки.
В этот день почему-то из всех прилагательных к Семеновскому полку и к семеновцам ему больше всего полюбилось слово «правильные», и так он нас потом всегда и звал: правильные семеновцы.
После стрельбы повели его в собрание и основательно накачали. Накачался он, впрочем, сам. За столом говорил речи длинные и путаные, и сыпал слово «правильные» направо и налево. После обеда все офицеры в полном составе проводили его на первую линейку, куда ему подали его беленького маштачка. Но это еще был не конец. Дежурный по полку сказал что-то, и все дневальные под грибами заорали:
– Выходи все на переднюю линейку!
Люди выскочили из палаток, кто в чем был, в опорках, в подштанниках, босиком. Данилка опять сказал речь и опять были «правильные». Настроение создалось повышенное, и чувствовалось, что все позволено. Кто-то из офицеров крикнул:
– Ура корпусному командиру, качать его!
Как все мальчишки, чины, любящие всякое бесчинство, заревели «ура!», подхватили Данилку и стали швырять его на воздух, не так, как почтительно качают начальство, а как это делается на деревенских свадьбах.
Наконец несчастного Данилку освободили, водрузили на лошадку, и под громовое «ура!», сильно кренясь с седла, он поскакал под гору, направлением на Красное Село.
Кроме смотров и парадов никакой военной деятельности Данилов у нас не проявлял. Единственным его нововведением был на церемониальном марше «скорый шаг», 120 шагов в минуту, так называемый «стрелковый». Для маленьких стрелков, вроде итальянских «берсальери», это, может быть, было отлично, но когда наша большая тяжелая пехота, «гоплиты»[20], начинали семенить, то это было и неудобно, и некрасиво. Кажется, в 1912 году Данилов ушел, и в начале войны, уже в почтенном возрасте, ему дали что-то в командование, но, насколько мы слышали, действовал он не очень удачно, так как уже в 1915 году был отчислен и назначен на «архиерейское место» коменданта Петропавловской крепости. В наше время «архиерейским местом» называлось такое, на котором можно было спокойно сидеть и ничего не делать. Возможно, что теперь понятия переменились.
После Данилки командиром гвардейского корпуса был назначен генерал-адъютант Безобразов, коренной лейб-гусар и бывший командир Кавалергардского полка. Он и вывел корпус на войну.
Безобразов был человек придворный, совершенно не военный и как начальник типичнейший «добрый барин». Начальником штаба он себе взял бывшего военного агента[21], не то в Париже, не то в Вене, богатейшего екатеринославского помещика графа Ностица.
Лето 1912 года в Красном Селе. В поле, около дивизионной церкви, 12-я рота Семеновского полка производит послеобеденные занятия. Стоят прицельные станки. На каждом завинчена малокалиберная трехлинейная, образца 1891 года винтовочка-мать, которая честно и без отказа служила нашей армии три войны и изобретателю которой, скромному капитану, почему-то еще не поставили памятника. Здесь поверяют наводку, через прорезь прицела на вершину мушки, там плавность спуска курка (не дергай, а обжимай)… Офицер ходит между группами и задает летучие вопросы, вроде того, что такое «траектория», причем затрудняющимся в ответе приводится пример траектории не очень салонный, но очень яркий и убедительный. Спрашивается также, куда летит пуля, если свалишь винтовку вправо, и что такое «боек»… В одной группе ставят прицел, в другой унтера поверяют зеркальце, которое укреплено над прицельной колодкой…
Из-под горы, со стороны Преображенского полка, показываются всадники. Командир корпуса Безобразов, начальник штаба Ностиц и два адъютанта.
Подъезжают к роте.
Ротный командир командует:
– Рота, смирно! – и подходит с рапортом: – Ваше превосходительство, 12-я рота лейб-гвардии Семеновского полка производит занятия, приготовительные к стрельбе упражнения. В строю 72 рядовых при 12 унтер-офицерах и подпрапорщике.
Безобразов здоровается с чинами, потом он и начальник штаба протягивают офицеру руку, сходят с лошадей и приказывают:
– Продолжать!
Мимо станков Ностиц проходит равнодушно, но при виде прибора с зеркальцем глаза начальника штаба корпуса загораются любопытством…
– Скажите, поручик, что это такое?
– Это, господин полковник, прибор для поверки правильности наводки и спуска курка. Зеркала в приборе укреплены под прямым углом.
Поверяющий смотрит сбоку и видит, если винтовка наведена неправильно и если при спуске курка стрелок дернул.
– Вот удивительно, а можно мне посмотреть?
– Пожалуйста, господин полковник!
Ностиц ложится на разостланный мат, смотрит в зеркальце и приходит в
