Шрифт:
Закладка:
* * *
Я звоню маме и застаю ее рано утром, перед уходом на работу.
— Как там волки? — интересуется она.
На заднем фоне я слышу бульканье кофеварки.
— Убивают друг друга.
— В порядке вещей. А Эгги как?
— Ну… хорошо. — Впервые за долгое время демонстрирует явное улучшение. Утром даже выходила из дома. — Мама, можно тебя спросить кое о чем?
— Я знала, что ты звонишь с вопросом.
— Откуда?
Я почти слышу, как она пожимает плечами.
— Догадалась по твоему тону.
От этого я запинаюсь.
— Ты видишь людей насквозь, да?
— Это и есть твой вопрос?
— Нет. — Она издает смешок и выдыхает. — Что ты делаешь в первую очередь, когда происходит убийство?
Теперь теряется она.
— У тебя ничего не случилось, дорогая?
— Все нормально.
— И ты бы сказала мне, случись что-нибудь, правда?
— А я думала, ты хочешь, чтобы я развивала толстокожесть.
Какое-то время она молчит. Потом:
— Милая, однажды ты поймешь, что больше всего мы склонны заблуждаться, когда пытаемся воспитывать детей.
Это почти признание своих ошибок с ее стороны, думаю я. Так близко к извинениям она еще не подходила.
— Знаешь, ты была права, — резко говорю я. — Мне действительно нужно было приобрести толстокожесть.
И я в этом преуспела, не просто закалилась, но задубела настолько, что теперь представляю собой кусок сморщенной старой подошвы.
Она вздыхает, но не спорит.
— Нужно восстановить хронологию событий, построить временную шкалу, — говорит мама, и меня уносит назад в детство; она уже учила меня таким вещам, но я попыталась их забыть. — Перемещения жертвы, ее привычки, распорядок дня. Составить подробную картину ее жизни, чтобы понять, что выбивается из общего строя. Странности, которые бросаются в глаза, — это твоя первая зацепка. Присмотрись к людям, которых поначалу не подозревала. Поищи мотив. Поищи ложь.
— А как можно распознать ложь?
— Представь, что все известное тебе — ложь, и постарайся доказать правду.
— Это же гигантский труд.
Она смеется.
— Да уж. Я буду воображать, что ты бросила своих волков и занялась написанием детективных романов. Ладно?
— Ладно. Спасибо, мама.
Она ждет, но я не знаю, как выразить словами то, что я хочу сказать.
— Что еще, Инти?
— Почему ты вообще занимаешься этой работой? Я-то ведь знаю: она поглощает тебя целиком и ни на что больше не остается ни сил, ни времени. Странно представить, чтобы в таком унылом положении человек оказался по собственной воле, особенно учитывая твое невысокое мнение о человеческой природе. Поэтому мне интересно: с тобой что-то случилось?
Мама ничего не говорит. Я слышу, как она наливает кофе, добавляет молоко и ставит бутылку назад в холодильник. Дверь отодвигается и задвигается, и до меня доносится чирканье зажигалки. Я представляю себе, как мама сидит на балконе, и рисую в уме волнующийся океан, на который она смотрит, встающее из-за него солнце, обжигающее все вокруг рассветными лучами.
— Твой отец меня не бил, если ты об этом спрашиваешь.
— Нет, — быстро говорю я. Я об этом не спрашивала, по крайней мере напрямую, но с души свалился камень.
— Чтобы сочувствовать людям, необязательно быть жертвой, — продолжает она. — Нужно просто иметь обостренную способность к состраданию.
Я выдыхаю.
— Ясно. Спасибо. Извини за этот вопрос.
И я говорю искренне. Это ее дело. Мне просто хотелось знать, не похожа ли она на Дункана и не проистекает ли ее необходимость защищать других от невозможности защитить себя.
— Это был мой отчим, — внезапно тихо произносит она, выдыхая большое облако дыма.
Я никогда не встречалась с бабушками или дедушками, в том числе и с неродными.
— Ох, — произношу я тоже на долгом выдохе. — Извини. Сколько прошло времени, прежде чем эта рана затянулась, мама?
— О чем ты, дорогая? — говорит она. — Когда я сплю, мертвые женщины смотрят на меня со стен.
Но я не смирюсь. У Эгги все будет иначе. Наверняка есть способ излечиться, и если у нее самой нет для этого воли, значит, я буду сильной и упорной ради нее. Если нужно, она может взять мою душу вместо своей.
19
Несмотря на легкую тошноту, которая не отпускает меня уже несколько недель, я должна попытаться выстроить хронологию передвижений Стюарта в последний вечер. В сиреневатых сумерках я стучу в дверь Рэда Макрея. Открывает его отец.
— Простите за беспокойство. А Рэд дома?
— Он в поле с овцами. Входите. Я вызову его по рации.
Я ступаю в дом и жду около двери, пока старик связывается с сыном по приемнику и объясняет, что «волчья женщина» пришла с ним поговорить.
— Здесь тоже нет телефонной связи? — спрашиваю я, когда он возвращается.
— Ни в каком виде. Входите-входите, невежливо караулить у двери. Я сделаю нам чаю. Или, может, вы хотите кофе?
— Чай вполне подойдет.
— Я не спрашиваю, зачем вы пришли.
— Хорошо.
Каменный дом, уютный и удобный для жизни, наверно, принадлежит семье долгое время.
— Меня зовут Инти, — говорю я. — Давайте я заварю чай.
— Дуглас, — отвечает старик, позволяя мне похозяйничать на кухне.
— Вы тут живете вдвоем?
— Да, с тех пор как умерла Молния.
— А кто это?
— Жена Рэда.
— Ой, извините. — Когда чайник закипает, он указывает мне на шкаф, где лежат чайные пакетики. — Надо же, какое оригинальное имя, Молния. Ну прямо как на Диком Западе.
— Да, и очень ей подходящее.
— В каком смысле?
— Бойкая была и за словом в карман не лезла. Ну до того остра была на язык, — объясняет старик, посмеиваясь, — любого нахала могла урезонить на раз-два.
Я улыбаюсь:
— Какая милая женщина. Вы давно здесь живете?
— Всю жизнь. А до этого здесь жил мой папа, с самого рождения.
— Семейная ферма?
— Верно, и наши предки задолго до нас занимались овцами, по меньшей мере полдюжины поколений. Вам бы, деточка, почаще в город выбираться, познакомиться со здешним народом.
— Правда? Зачем же?
— Вредно проводить все время с животными, это я по опыту знаю. Я, например, каждый четверг хожу в магазин пряжи. Приходите и вы.
— В магазин пряжи? А что вы там делаете?
— Посещаю кружок вязания.
Я поднимаю на него глаза.
— Вы вяжете?
— Вот именно. Это расслабляет. Заглядывайте, ладно? Мы не кусаемся.
— Животные тоже. В большинстве своем.
Он смотрит на меня, пока я наливаю кипяток в кружки.
— Зачем вы здесь, девочка-волчица?
— Я женщина, — говорю я.
Дуглас улыбается, и его лицо собирается в складки.
— Прошу прощения. Женщина-волчица.
Я передаю ему кружку и опираюсь о разделочный стол.
— Не знаю, Дуглас. В самом деле не знаю.
— Вы делаете хорошее