Шрифт:
Закладка:
Кровь. Ненависть. Боль. Плодородная почва для всякого рода нечисти. Чем большее зло творит человек, тем крепче и сильнее его порождение. Дети мелких гадостей обычно слабы и живут не долго; они успевают, разве что, вызвать головную боль у своего хозяина. Создания, выросшие на питательных соках ярости и гнева, могут многое — они тенями бродят вслед за людьми, приносят с собой кошмары и болезни. Зло порождает новое зло. Замкнутый круг. Но когда матери убивают своих детей, когда их мужья поджигают дома и бросаются друг на друга с яростью берсерков… На пепелище, над которым продолжают отражаться эхом человеческие крики, возникает тогда нечто большее, чем просто тень.
— В ту ночь ваши души как бы… раскололись, — бормотал Кирилл. Его лицо уже не отражало ни печали, ни ненависти. — Негоже, в конце концов, нести в новый прекрасный мир такой тяжёлый груз. То, что откололось, поползло по холму, чуя кровь… И появились они, — слова эти он буквально выплюнул, поворачивая голову в сторону тёмных фигур.
— Мы устроили там пир, — продолжила одна из них и захохотала, — а потом нашли этого бедного, несчастного, безумного мальчика и пообещали ему искупление. И он получит искупление! Ибо кровь искупает кровь, и смерть искупает смерть!
Существа бешено загоготали и закружились в уродливом подобии танца.
— Ну да, — вздохнул Кирилл, — как-то так. Они прикоснулись к моему лбу, и я заснул… И больше там не проснулся. А дальше закрутилось… — он устало прикрыл глаза. — Я рождался и умирал, а потом снова рождался и снова умирал… Но в отличие от вас, таких умненьких и предусмотрительных, я никого не находил. Я прошёл кучу войн и в каждой из них пал, я голодал, спал без крыши над головой, терял руки и ноги, переболел, по-моему, всем на свете… И я не видел ни одну из вас. Но я помнил всё. А потом я вас возненавидел. И тогда снова пришли они…
— Мы всегда были здес-с-сь… — зашипели фигуры. — Века ничего не стоят, когда впереди — вечность, правда, Фрейя?
Женя промолчала, а затем хрипло произнесла:
— Ярополк… Что случилось с ним?
— Он пришёл к костру… — охотно поделилось одно из существ, и все прочие отозвались:
— И увидел там свою дорогую бездыханную ведьмочку…
— Пламя было таким голодным…
— А он так страдал…
— Мы столкнули его в огонь, — хихикнула правая тень.
— А потом ушли сюда, — добавила левая.
— Он всё равно переродился! К чему такая скорбь? — воскликнула центральная фигура, когда Женя вскочила на ноги, не зная, что делать с внезапно возникшей в груди яростью. Ей хотелось броситься на этих мерзких существ, сорвать с них плащи, вытряхнуть из них жизнь — да что угодно, только бы излить куда-то этот жар, пожирающий изнутри.
— Она… я просто хотела, чтобы мы были вместе! — в отчаянии завопила девушка, больно сжимая кулаки. — Всегда! Потому что…
— Это правда?
Женя замерла и медленно обернулась на голос.
Перед ней стоял Ярополк — или уже, скорее, Алексей. В отличие от Кирилла, выглядел он не лучшим образом — под глазами залегли тёмные круги, лицо осунулось, волосы местами выцвели, словно очень долго находились под солнцем.
— Лёша, послушай…
— Это правда? — повторил парень свой вопрос и взглянул на Женю. Она аккуратно подошла ближе, осторожно поднося ладони к его плечам.
— Я хотела, как лучше…
— Ты спрашивала меня?! — воскликнул Алексей и увернулся от желающих обнять его рук с отвращением. — Почему, блять, все вдруг решили, что могут что-то решать за меня?! Я тебя любил, Женя, Фрейя, как там тебя нужно называть правильно… Я помню это! — он с усилием постучал пальцем себе по лбу. — Всё — здесь! Я любил тебя! Но любовь — это не тюрьма, не каторга, слышишь? Я бы любил тебя и без всей этой чуши! Да, нельзя говорить наверняка, но разве не дико привязывать к себе человека?! Я себя ощущал как собака на привязи! К ноге — и я бегу к ноге, лежать — падаю, умри — умираю! Как обезьянка цирковая! Ты никогда не задумывалась, что у меня в душе творится, пока мы вальсы танцевали, пироги пекли?! А я тебе скажу, — ведомый эмоциями, Алексей подходил всё ближе и ближе, пока на встал к Жене вплотную. — Я был как заключённый. Тебя нет — мне плохо. Ты далеко — я погибаю. Когда не могу тебя найти, со мной обязательно что-то приключается. Расстрел, кирпич на голову падает… И так по кругу. Снова и снова, — он сощурил глаза и рвано выдохнул; по щеке скользнула одинокая слеза. — Женька, я так от этого устал!
Ноги Алексея подкосились, и он едва не упал, но девушка подхватила его, крепко прижимая к себе. Её пальцы мягко поглаживали его сухие волосы, и, хотя слёзы душили и Женю тоже, она нашла в себе достаточно сил, чтобы тихонько бормотать на ухо Лёше:
— Прости меня… Прости меня я тебя умоляю… Прости меня…
Кирилл молча взирал на них, так и оставшись сидеть. Прошла минута или, может быть, сотня лет, пока Женя и Алексей стояли, дрожа в объятиях друг друга; тишину нарушил скрипучий голос.
— Видишь, Фрейя?..
— Ты можешь всё это исправить…
— Они могут забыть…
— К чему тебе эта нервотрёпка?.. Давай поступим также, как и всегда — достаточно только слова…
— Только мысли…
— И всё станет, как раньше… Нам снова станет подвластно всё время мира…
— И твоя любовь останется с тобой…
Женя с трудом отцепилась от Алексея; её глаза распухли и покраснели от слёз, рот слабо подрагивал. Она обернулась. Пространство вдруг сжалось, и фигуры оказались прямо перед ней; они почтительно расступились. Впереди возвышался величественный трон, усеянный черепами. Мраморные ступени завораживающе сверкали.
— Сделай шаг — и ты всё вернёшь…
— Ты снова станешь повелевать…
— Снова будешь властвовать…
— И смерти больше не будет.
Женя с трудом приподняла руку. На её пальце сверкал перстень с крупным чёрным агатом. Сокровище, к которому она стремилась так долго. Ключ к жизни.
Одна из фигур подплыла ближе; из-под рукава высунулась струпчатая ладонь, сжимающая клинок.
— Один шаг…
— Одно слово…
— Один надрез…
Женя посмотрела на кинжал и улыбнулась. Существа ликующе затрепетали.
Девушка сделала шаг назад.
Фрейи здесь больше не было.
Любовь… Она стремилась к ней больше всего на свете. Она жаждала её. Ярополк был прекрасным источником этого чувства.
