Соломон проснулся. Открыв глаза, он почувствовал, словно все его тело стало ватным. Такого расслабления он не ощущал с момента трагедии. Пришлось потратить некоторое время, чтобы привыкнуть к этому приятному чувству, и помогла ему в этом Кристина, которая, уткнувшись ему в плечо, еще была в объятиях сновидений.

«Я так хочу, чтобы ты остался со мной» – эти ее слова были самым неожиданным для него при встрече с ней вчера. Они вообще куда меньше вписывались в его ожидания, чем то, насколько она была абсолютно невредима. А главное – продолжая свою работу, Кристина будто бы и не была в эпицентре страшных событий. Хотя, в ее глазах и в голосе, он четко и безошибочно видел и слышал последствия многих смертей и, судя по всему, сильной эмоциональной боли, явно непрошедшей бесследно. Возможно, она просто закопалась в работе, не замечая часов и забыв о мире, устроившим траур по ее друзьям и коллегам, а саму ее причислил к без вести пропавшим. Конечно, винить он ее не смел, да и не мог.

Пока он пытался усвоить тот факт, что она не просто осталась на опасной территории, но еще и в окружении тех, кто причастен к преследуемым законом событиям, она с осторожностью подбирала слова, чтобы дать ему понять, насколько все обстоит не так, как кажется на первый взгляд. Она рассказывала ему тогда, после шокирующей просьбы:

– Далеко не все люди в Природных землях жаждали мести или, как они думали, «праведного правосудия». Это не значит, что я все простила или забыла, как раз наоборот – я помню все и не собираюсь менять своего мнения, что все это было и есть ужасно. Но у меня есть работа, которую начала еще Майя и прилетевшие в тот день сотрудники, те самые, которых ты привел к нам.

Она смотрела ему в глаза, ища не просто понимания – она искала в них его поддержку.

– Одна из причин, почему я не вернулась, когда могла – это возможность продолжить работу и сделать что-то стоящее в этом мире, нежели выбирать между скорбью и ненавистью, в окружении людей, которых тут не было, – злость и отчаяние вырывались из нее, показывая ему как долго она терпела и как сложно ей все это пережить. Пока Соломон посещал похороны и пытался прийти в себя, в окружении заботы и безопасности, Кристина полностью посвятила себя работе в немыслимых условиях.

Вскоре после экскурсии по лагерю, устроить которую Кристина взялась в первую очередь, он узнал, что организовали его практически сразу, используя множество остатков оборудования ЦРТ. Их руководитель и негласный лидер – человек известный Соломону, под именем Эрхарт. Насколько она знала, он уже давно покинул цивилизованный мир, и сейчас, как и все эти годы, делал все необходимое для простых людей.

– Этот лагерь разросся за эти дни почти втрое. Когда я здесь оказалась, все было примитивно: бинты и антибиотики, вода и ночлег. Мест не много, как и людей.

– Известно откуда все это оборудование, лекарства и инструменты?

– Я не спрашивала, – быстро ответила она, явно давая понять, что ей все равно, откуда это. Соломон хотел спросить, чем она занимается здесь, раз ей нужна охрана, если все вокруг только и делают, что попросту хотят выжить, но не решался. Видя, как она устала и, понимая, что и сам он, проделав такой путь, выбился из сил, решение оставить вопросы на другое время пришло к нему без колебаний. Так закончился день, который казался несоизмеримо долгим.

Он тепло смотрел на нее, стараясь запомнить каждую секунду потому, что боялся, что еще не все закончилось и впереди не малый путь.

Пока они спали, всю ночь то там, то здесь слышались стоны, иногда вскрикивания, куда чаще тихие разговоры, в основном о том, как жалеют они о содеянном, и как были глупы, поверив в призыв своего руководителя, сразу же радуясь, что его более нет в живых. В те пару раз, что Соломон просыпался, ему казалось будто бы он в страшном кошмаре, вырваться из которого невозможно. С восхода солнца вокруг только и были слышны шаги и разговоры людей, которые неустанно тратили свои часы на поддержку не только лагеря, но и на помощь, как только пришедшим, так и остальным. Совершенно непривычно ему было встретить утро не в одиночестве. Поглядывая друг на друга, они словно позволили себе ту привычную для многих людей, естественную взаимность, когда простое наличие человека рядом, давало не только приятные чувства, но и ощущение безопасности. Довольно оперативно они перешли от крайне скудного завтрака в ее палате к месту работы, в частности, импровизированной лаборатории, которая было собрана из остатков их бывшего места службы.

– На следующий день после атаки, забыв про сон и вообще про время, находясь явно в шоковом состоянии, что уж там говорить, не соображая окончательно, что происходит, я просто стала помогать людям. Машинально, как могла, укладывала раненых, помогала с травмами… делала что могла, даже не помня, как оказалась здесь. Казалось, если честно, что я все еще в Саламисе … Но я вдруг заметила, как много взрослых женщин и мужчин жили здесь. Когда привозили уцелевших – это всегда были чьи-то знакомые, чьи-то родители – и все в возрасте. Остальные искали или оплакивали друзей, жен и мужей, любимых и знакомых, и все эти люди были не сильно младше или старше остальных.

– К чему ты клонишь?

– Как много ты видел здесь детей?

– Одного.

– Вот именно. Это меня и насторожило.

– Мы занялись опросами, – подключился один из сотрудников, явно работающих под руководством Кристины, причем еще с Саламиса, – конечно, используя тактичность и, как это не приятно признавать, трагедию, мы опрашивали людей, одного за другим.

– А ты, прости, кто? – Неожиданно грубо спросил Соломон.

– Аркадий Корин, – терпимо ответил он, поддерживая зрительный контакт, – работал как с Кристиной, так и с Майей. Мы ожидали вашего прилета. Кристина рассказал мне о том… с каким грузом ты прилетел тогда и ради чего он был.

– Вот оно как, – он взглянул на Кристину, – и много здесь наших людей?

– Может быть, выслушаешь меня? Тогда и все вопросы отпадут. Спасибо. Продолжим. Мы провели опрос, сделали небольшое исследование, и узнали, что здесь на десять женщин – лишь один ребенок, возрастом до десяти лет.