Глеб почувствовал себя хоккеистом, на полной скорости внезапно врезавшимся в бортик.

– Простите, что?

– Светлана Тобольцева знает, кто убил Инессу Леонардовну, или, что вероятнее, догадывается.

– С чего вы взяли?

– Мы разговаривали с ней в беседке, и ее очень встревожило, что деревенские ребята, ну, Игорь и Лиза, пришедшие ночью смотреть на звездопад, могли видеть настоящего преступника. Почему-то ей хочется это скрыть.

– А может, это она сама убила жену своего отца?

– Не знаю, не уверена. Она совсем не похожа на убийцу.

– Вы много убийц видали в своей жизни? – в голосе Глеба прозвучала ирония, хотя он и хотел ее скрыть.

– Нет, но я, как вы изволили выразиться, видала людей. Светлана что-то знает, и надо придумать, как заставить ее поделиться информацией.

– С вами? – Глеб снова усмехнулся.

– Нет, со следователем. Или хотя бы с вами, потому что вы ведь тоже совершенно убеждены, что должны самостоятельно во всем разобраться. Случившееся убийство нарушило какие-то ваши планы, и вас это злит.

Черт, а она действительно хорошо разбиралась в людях, эта писательница.

– А еще Светлана почему-то боится Балора.

– Кого? – вот сейчас Глеб совершенно точно ничего не понял.

– Ой, простите. Балор – это ужасный одноглазый бог-великан из ирландского эпоса. Я так про себя Осипа называю.

– А что, очень даже похож, – согласился Глеб, которому хотелось во всем с ней соглашаться. – И почему вы решили, что Тобольцева его боится?

– Может, не боится, а опасается. Видела своими глазами. Когда я заскочила в беседку, спасаясь от дождя, они были там вдвоем, и даже воздух был тяжелый от скопившегося напряжения. Хотя вы, возможно, в такие вещи не верите.

Глеб верил, потому что сам обладал мощной интуицией, не раз ему помогавшей.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал он и улыбнулся Глафире, благодарный за то, что она не убегает от него и не бьет маленькими кулачками по голове. – А сейчас вы все-таки поднимитесь к себе, вам нужно принять горячий душ и переодеться. Футболка на вас теперь сухая, а вот штаны мокрые и ноги тоже. Еще не хватало простудиться и заболеть. Лучше от этого вам точно не будет.

– Да, я, пожалуй, пойду, – спохватилась она. – Спасибо, что одолжили свою футболку, я ее обязательно верну. А вам бы тоже было неплохо одеться, потому что не я одна могу замерзнуть.

Она хихикнула, и только тут Глеб осознал, что стоит посреди гостиной с голым торсом. Глупая мысль, что он, к счастью, может не стесняться своего тела, мелькнула и тут же ушла, потому что расхаживать в таком виде по чужому дому все же было не очень прилично.

– Пойду накину что-нибудь, – немного смущенно сказал он. – Заодно захвачу зонтик и прогуляюсь до беседки, попробую поговорить со Светланой.

Глафира прошла вглубь комнаты, подняла с ковра телефон, к счастью давно переставший звонить, вышла из гостиной. Глеб видел, как она пошла по направлению к коридору, ведущему в восточное крыло, вздохнул и направился к лестнице на второй этаж, чтобы действительно переодеться, а заодно узнать, все ли в порядке у дочери.

Он успел подняться на один пролет, когда изнутри его вдруг захлестнула тревога, такая сильная, что он даже споткнулся, словно кто-то невидимый толкнул его в спину. В животе скручивалась вихрем, нарастая, острая, требующая срочного выхода боль. В последний раз такое случилось с ним лет двадцать пять назад, когда еще Тайки не было и в помине, он даже со своей будущей женой Ольгой тогда был еще не знаком и являлся не уважаемым бизнесменом, а всего-навсего черным лесорубом, чьи машины пробирались, объезжая милицейские посты, в обход по лесным дорогам, а на случай нежелательной встречи все водители имели в кармане поддельные накладные и солидную, перетянутую резиной «котлету» налички, причем в долларах.

Один из лесовозов Глеб тогда перегонял сам, потому что водитель заболел и признался только в самый последний момент, когда искать замену было уже поздно. Глеб не чурался никакой работы, поэтому уселся за руль и погнал по ночной дороге, чтобы успеть выехать на трассу до смены поста ГАИ. Этой ночью дежурили «его люди», а на рассвете должны были смениться, и нужно было успеть, чтобы не попадать ни в лишние неприятности, ни на лишние деньги.

Он тогда гнал как сумасшедший, насвистывая какую-то веселую песенку и безостановочно грызя семечки, чтобы не заснуть за рулем. И в какой-то момент, когда до поворота на трассу оставалось всего-то с километр, вдруг почувствовал такой же внутренний удар, выплеснувший в кровь тревогу и заставивший перестать дышать.

Глеб тогда съехал на обочину, потому что физически не мог ехать дальше, и стоял минут семь, наверное, стараясь отдышаться и унять бешено колотящееся сердце. За это время вперед проехала вторая его фура, за рулем которой сидел Сергеич, один из самых старых и опытных его водителей. Разумеется, он остановился и подбежал к Глебу, чтобы убедиться, что у него все в порядке.

– Ты чего, Ермолай? – спросил он, залезая на подножку и заглядывая в опущенное стекло кабины, впускающее внутрь студеный зимний воздух, которым Глеб все не мог надышаться. – Плохо тебе, что ли?

– Нормально, – проскрипел Глеб, который ненавидел любые проявления слабости, потому что ужасно их стеснялся. – Живот скрутило. Наверное, съел что-то не то.

– Подсобить чем или сам справишься?

Много раз на протяжении последующих лет Глеб пытался найти ответ на вопрос, почему он тогда вообще решил поменяться машинами. Логики в его действиях не было никакой, и то объяснение, что его фура была гружена под самый верх с большим перегрузом на ось, что, в случае остановки ментами, грозило потерей больших денег, подходило для всех, кроме него самого.

– Езжай на моей машине, Сергеич, – сказал Глеб, открывая дверцу и практически вываливаясь из кабины на мерзлую землю. – В ней веса больше, на ней важнее пост проскочить, пока наши ребята дежурят. А я оклемаюсь, вон, под кустом посижу без штанов и потихонечку следом поеду. Лады?

– Лады, – согласился Сергеич. – Сейчас только за курткой схожу, а то в ней права, деньги, да и вообще все документы. Аптечку еще тебе захвачу, у меня там вроде таблетка от живота была.

Он уехал практически сразу, потому что медлить действительно было нельзя, а Глеб скатился по обочине вниз насыпи, проваливаясь по пояс в сугробы, добежал до какой-то разлапистой елки, справил внезапно напавшую на него нужду, вернулся в машину, пусть и другую, уселся за руль и поехал дальше, чувствуя себя совершенно здоровым и не понимая, что именно на него нашло.

До поста ГАИ был действительно километр, и там на посту он и увидел расстрелянную из автомата фуру и мертвого Сергеича, уронившего голову на руль. Его, Ермолаева, ждали там, чтобы выкинуть из бизнеса. К тому моменту он являлся для многих конкурентов серьезным чирьем на заднице, и убрать его мечтали многие. А один мечтал и решился.

Сергеича он тогда похоронил по высшему разряду, дав неприлично много денег семье. Так много, что они смогли купить себе новую трехкомнатную квартиру. Вот только вину свою перед старым водителем этим так и не избыл. И заказчика он тогда вычислил, нашел и покарал. И наказания гаишников, взявших деньги и уехавших с поста, добился. В память о тех давних событиях он с тех пор носил на цепочке пулю, выпущенную из автомата по его, Ермолаева, фуре и подобранную на дороге. Он ничего не забыл. И то чувство, что заставило его съехать на обочину и пересесть в другую машину, тоже. И вот сейчас оно билось изнутри, выворачивая внутренности.

Бежать до своей спальни и тамошнего туалета было некогда, это он понимал, поэтому слетел по лестнице вниз и ворвался в гостевой туалет, заперев щеколду и попутно набирая дочкин номер телефона. В первую очередь нужно было удостовериться, что все в порядке именно с ней.

– Да, пап, – услышал он и вытер ладонью лоб, ставший совершенно мокрым.

– Тая, у тебя все в порядке?

– Абсолютно, – его дочь всегда отвечала на поставленный вопрос, даже если он казался ей странным. – А у тебя?

С Глебом Ермолаевым сейчас совершенно точно было не все в порядке, но проблема имела простое физиологическое решение,