– Тебе не понравилось первое слово, я привела другое. Все для тебя. И нет, слово «жрать» мне не нравится, оно грубое. Но я частенько слышала его от Миши. Мужчины так выражаются, увы и ах. А «кушать» – от него ни разу. Но оно мне всегда нравилось. Прекрасное, русское слово. Оно мягкое, красивое. И какое-то домашнее. И его можно использовать не только по отношению к детям, а к тому, кого любишь. И ни к какой деревне оно не имеет отношения. Будь проще, папа.

– И люди к тебе потянутся, – усмехается в голос, забирая протянутую мной колбасу. Я думала, он демонстративно выбросит ее на пол, но какого же было мое удивление, когда он отправил кусок в рот. – Однако, мне не нужно, чтобы люди ко мне тянулись. Человек – то еще говно.

– Есть много хороших людей. Мне вот помогали совершенно чужие люди. Пап, раз мы тут встретились ночью, значит это судьба. Ну пойди мне на уступки, пожалуйста.

– Я устал, Маш. Не хочу воевать ни с тобой, ни с кем другим.

– Так не воюй.

– Кругом одни предатели. Не получается расслабиться. Знаешь, я даже не жалею, что ты сбежала. Мне действительно стоило ослабить контроль. Но об одном я жалею.

– О чем?

– О том, что ты попала к Медведеву.

– Почему?

– А ты не догадываешься?

– Нет. При всех своих недостатках, Миша – хороший.

– Замечательный. Ты поэтому в него влюбилась? – хороший вопрос. На удивление, он не застал меня врасплох.

– Я в него не влюблена, – уверенно произношу я, смотря папе в глаза.

– Видимо, я теряю хватку. Или ты научилась умело врать.

– Я не вру, – и ведь правда не вру. Я действительно в него не влюблена. Несмотря на то, что я хочу его убить, я его люблю. А это определенно не влюбленность.

Я могла всякое ожидать от папы, но точно не то, что в следующий момент он нальет мне в стакан виски.

– Ты чего?

– Ты жрешь колбасу, скажи еще, что не пробовала алкоголь за время своих затянувшихся каникул.

– Совсем чуть-чуть.

– Ну вот и выпей с отцом.

– Пап, это странно.

– Не страннее, чем нюхать кошачью еду и сидеть как упрямая дура в комнате. Пей давай. Залпом.

– Ты хочешь меня напоить, чтобы я в чем-то призналась?

– Ну, пусть будет так.

Главное закрыть нос, и тогда обжигающая горло жидкость не кажется такой ужасной. Меня понесло после второго стакана. Если сначала мы почему-то вспомнили детство, то сейчас я говорю без умолку о своих желаниях. Но когда я заговорила о желании стать поваром, папа же почему-то начал смеяться. Не зло, но все равно неприятно.

– Что смешного? Я научилась готовить.

– Нарезать колбасу – это, Маша, не готовка.

– Ты напоминаешь мне сейчас Мишу. Тот тоже долго выпендривался, но уплетал за обе щеки, приготовленную мной еду. Хочешь я докажу тебе, что умею готовить?

– Обязательно. Завтра жду на завтрак, как минимум, блины.

– А чего ждать? Блины могу и сейчас. А к обеду я приготовлю тебе пироги. Это мое фирменное блюдо.

– Вперед и с песней.

– Только, если тебе понравится, ты разрешишь мне выучиться на кулинара. А с понедельника отправишь меня на кулинарные курсы. Договорились?

– Наивное ты мое дитя. Даже если ты приготовишь блины, я могу сказать, что они невкусные.

– А ты не будь как Миша, если вкусно, скажи об этом вслух.

– Миша, Миша, Миша. Хоть одна фраза может обойтись без него?! – молчу, не зная, что сказать. Я и вправду с ним зачастила.

– Если он тебя так раздражает – больше не буду. А с чем ты хочешь блинчики?

– С фаршем. Из Медведева.

– Я надеюсь, ты так неудачно шутишь. Если ты его тронул или тронешь, то…

– Я читал твои письмецо, доченька. Провалами памяти все еще не страдаю. И пока, золотце мое, я не буду его трогать. Ну если кое-кто не будет совершать какие-нибудь глупости, – вот это что сейчас было? Несмотря на затуманенную алкоголем голову, сейчас у меня стойкое чувство, что папа обо всем в курсе. Кстати.

– А где там мой женишок? Ты еще не передумал выдать меня замуж?

– Не передумал. Летом устроим свадьбу. Я подумал, что вам надо пообщаться нормально до брака.

– Какая прелесть. Это уже прогресс.

– Видишь, иду на уступки.

– Супер. А можно мне свободно передвигаться одной? Без охраны? Например, в магазин. Отпусти меня завтра одну. Я не сбегу, клянусь чем хочешь. Вот увидишь, что я вернусь в целости и сохранности. Пожалуйста.

– Нет.

– Ну почему?!

– Тебя отвезут. А дальше можешь ходить сама. Когда закончишь, позвонишь, за тобой подъедут.

– Но я могу взять такси. Какая разница?

– Еще одно слово и будешь ходить с охранником.

– Ну подвезут, так подвезут. Итак, блинчики, – радостно потираю руки.

То ли дело в алкоголе, то ли во внезапных папиных уступках, но разговор у нас получается вполне себе нормальный. А вот блины не очень. Ладно первый комом, но второй и третий – это уже перебор. Я начинаю нервничать, особенно, когда слышу папины смешки. Все дело в чертовой сковороде. Мне нужна блинная!

– Будет очень плохо, если я разбужу сейчас Владимира и спрошу есть ли у нас блинная сковорода?

– Ну я бы тебе за это накостылял. Нужная тебе сковорода в нижнем левом ящике.

– То есть ты все это время знал, где она лежит, видел, что я мучаюсь, но молчал? Ты так не хочешь, чтобы я связывала свою жизнь с готовкой?

– Это не женская профессия. Все знаменитые повара мужчины, а женщины в пролете. И работать женщинам не нужно. Для этого есть мужчина. Свои кулинарные способности можно и нужно демонстрировать мужу. И то не всегда, чтобы не зазнавался. Как твоя мама. Она это делала искусно.

– А вот я возьму и стану знаменитым поваром тебе назло.

– Жду не дождусь.

Четвертый блин, к счастью, получился не комом. Тоненькие, ажурные. Красота! Не забыть сдобрить маслом и вуаля. Ставлю тарелку с блинами перед папой, не забыв о сметане и икре. Не дожидаясь пока он скажет свой вердикт, сама начинаю уплетать блины. В полном молчании