– Ты лифчик брать будешь?

– Что? Буду, – шепчет растерянно. – Это здесь вообще причем?

– Ну тогда угрызения совести по поводу секса в раздевалке считаю бессмысленными. Купив лифчик за двадцать косарей, ты можешь тут хоть весь день устраивать трахомарафон. Со мной, разумеется.

– Миш, ну, правда, перебор какой-то, – вновь пытается увернуться от моих рук. И хочется, и колется. – Все будут знать, что мы тут делаем. Нельзя так.

– Можно. Нужно. Расслабься и меньше думай.

Разворачиваю ее к себе спиной и, убрав волосы на одну сторону, целую в шею. Знаю, как и где ей нравится. Маша моментально запрокидывает голову, давая мне больший доступ. Поймал себя на мысли, что в ответ на ее «не прикоснешься» хочется сделать то, чего раньше не делал. Какую-нибудь дурь в стиле отмороженных молокососов, а именно – поставить ей засос. Хорошо бы смотрелось. Совершенно неуместное тупое желание, которое, я, к счастью, в себе быстро подавляю. Не прекращая целовать ее шею, провожу ладонями по животу. Стягиваю чашечки кружевного лифчика, высвобождая груди.

Жадно сжимаю, словно никогда не трогал. Пропускаю между пальцев заострившееся соски. Сжимаю. До приятной боли. Уже тоже изучил как ей нравится. При этом Маша всегда стискивает руки в кулаки. Вот и сейчас, опершись ладонями о зеркало, сильно сжимает пальцы.

В этот момент понимаю, что лифчик реально раздражает. Нахер он ей вообще нужен? Раньше носила через раз. Без него и вправду лучше.

Трогать и одновременно смотреть на нее в зеркало, ловя каждую эмоцию – особый кайф. Вздрагивает, как только я протискиваю руку в ее узкие джинсы. Но отбиваться и вырываться не спешит. Прохожусь пальцами по белью. Неудобно. Тесно. Дергаю молнию вниз и стаскиваю раздражающую ткань вниз. Однако обувь мешает беспрепятственно избавить от ненужной тряпки. Снимаю с нее сапоги и она сама переступает через джинсы. Вслед за ними стягиваю с Маши трусы.

Она упирается лбом в зеркало, как только мои пальцы касаются ее разгоряченной плоти. Вид охеренный, но она зачем-то все портит, пытаясь натянуть лифчик на грудь. В какой-то момент Маша так наклоняется к этому долбаному зеркалу, что я уже ни хрена не вижу. А я хочу видеть ее лицо, когда будет кончать.

– Смотри на меня, – шепчу ей на ухо, но Маша уже далека от связных мыслей.

Сжимает ноги вместе, как только я продолжаю усиленно ласкать ее пальцами. Уже влажная. Отзывчивая. Сама не осознает, как начинает насаживаться на мои пальцы. Что и требовалось доказать. Нет, не так доведу. Убираю руку и разворачиваю Машу к себе лицом.

– Точно не притронусь? – шепчу ей в губы, расстегивая ремень на джинсах, и стягиваю их с себя.

– Ну ты и… свинья.

– Тогда уж хряк, по которому ты сходишь с ума. Обними меня. Крепче, – шепчу ей в губы.

Подхватываю ее под ягодицы и, под еле слышный стон, прижав Машу к стене раздевалки, толкаюсь в нее до упора. Замираю на мгновение. Так туго, что, кажется, кончу моментально. Этого еще не хватало. Маша в ответ закусывает губу. Знаю, что это не от боли. Пытается сдержать стон. Дышит мне в уголок губ. Затем сама целует.

Где-то там остатки совести кричат, что с ней так нельзя. Но, с другой стороны, никакой она не оранжерейный цветок. Я в состоянии оценить, когда и что ей нравится, как бы пошло в ее сознании ни выглядел секс в раздевалке. Двигаюсь в ней медленно, чуть выхожу и снова направляю в нее член до упора. Хочется двигаться резче. Маша, хоть и пытается сдержать стоны, уткнувшись уже губами мне в шею, но совсем бесшумно у нее это не получается. А мне это только в радость, несмотря на то, где мы находимся.

Нравятся ее стоны, настоящие они какие-то. Ей хватает всего несколько толчков, чтобы кончить. Сжимает меня так сильно мышцами, почти до боли. Замираю, давая ей насладиться моментом. Сам финиширую почти сразу, увеличив темп. Несмотря на то, что поза пиздец какая неудобная, стойкое ощущение, что это похоже лучший секс в моей жизни.

Медленно выхожу из Маши и аккуратно ставлю ее на пол. Самого ноги не особо держат, а Берсеньеву должно быть и подавно. Как еще стоит – не знаю. Когда немного отпустило, натянул джинсы и потянулся за упаковкой салфеток. В принципе, наверное, пронесет. Конец месяца, вроде безопасно. Ну все равно идиот, конечно. Вытираю следы собственной несдержанности, и Маша наконец оживает.

– Ну, Миша!

– Что?

– Я, блин, сама. Совсем, что ли?

– Я там разными частями тела побывал. Что за неуместный запоздалый приступ стыдливости?

– Ну вот зачем ты это делаешь?!

– Потому что хочу.

– Хватит. Может, трусы на меня еще наденешь? Кстати, где они? – тянусь к стулу, прихватывая ее белье.

– Конечно, надену, если у тебя ни руки, ни ноги не двигаются. Давай по очереди поднимай свои ступни в секси носках.

– Я сейчас хочу тебя придушить, – цедит сквозь зубы.

– Как так? Ты должна быть шелковой душечкой. Разрядку получила. Мозг затуманен, – натягиваю на нее белье.

– Я смотрела на нас в боковое зеркало. Было не очень красиво. Ты со спущенными штанами, а я в лифчике и носках с дедом морозом. Полностью голыми нам было бы лучше.

– В следующий раз, когда решим потрахаться в общественном месте, я учту твое пожелание и полностью разденусь.

– Я больше никогда такого не позволю. Боже, как стыдно-то, – прикладывает ладони к в миг порозовевшим щекам.

– Стыдно у кого видно, а у нас шторка закрыта.

– Как теперь отсюда выйти и не сгореть со стыда?

– Ногами.

Одеваться Маша не спешит. Вместо этого присаживается на стул и переводит взгляд на свои руки. Ну все, пошел откат. Тянусь к ее джинсам и присаживаюсь на корточки. Натягиваю ей джинсы до середины голени и понимаю, что надо бы как-нибудь вернуться к сути вопроса.

– Смотри, я почти на коленях. Довольна?

– Я хотела выбить тебе зуб. Или глаз. Не нужны мне твои колени. Я хочу, чтобы ты был мой не на словах, а на деле. А как я могу назвать тебя моим, если ничего о тебе не знаю. Узнаю всю информацию от кого угодно. Кто мы друг другу? Почему про наличие родной сестры я должна