– Это намек, что ты хочешь лишить меня сейчас танцевальной девственности? Ну давай. Танец, так танец.

– А это что, прощальный подарок? Обойдешься. Я тебя ее лишу при других обстоятельствах. Например, на первом свадебном танце.

– Ой, Маша, – демонстративно цокает.

– Ой, Миша. Все, поехали, женишок уже заждался.

А судя по времени, мы действительно уже задержались. Всю дорогу пялюсь на профиль Миши. Впервые за прошедшее время понимаю, что хочу рисовать. Пожалуй, этим и займусь дома. Медведевский профиль меня отлично отвлечет.

– Мне кажется, у меня в виске уже дырка.

– Тебе так кажется.

– За разглядыванием меня, ты пропустила тот факт, что мы уже приехали.

Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что Миша не шутит.

– Не грусти, а то кое-что не будет расти.

– Что?

– Волосы.

– А мне и этой длины хватит. Тебе на радость только. Не буду засорять слив в ванной.

– Ну да, тогда грусти, конечно, – улыбнувшись, произнес Миша. – Слушай, помнишь я тебе говорил про цветок вчера?

– Я не настолько отмороженная, чтобы это забыть.

– Я тебе не все сказал. Зимой их вообще никто не рекомендует покупать. Я выбрал те, которые покрепче, но все же. У восьмидесяти процентов новичков розы погибают от неправильного ухода.

– Зачем ты мне об этом говоришь сейчас?

– Хочу, чтобы ты вошла в двадцатку.

Несколько секунд смотрю на Мишу, обдумывая его слова, и вместо того, чтобы предъявить ему претензию за то, что купил такой проблемный цветок, я почему-то радуюсь от «хочу, чтобы ты вошла двадцатку».

– Я научилась готовить, убирать и, о Боги, даже чуть-чуть заниматься этим. Так что цветок – не проблема. Сиди, – одергиваю его руку, как только Миша хочет выйти из машины. – Не надо меня провожать до его машины. Не хочу никаких провожаний. Ты просто подвез меня. Вещи не тяжелые, – ну вот, если поцелует сам, то все точно будет хорошо.

– Как скажешь, – давай, давай, ну целуй. Да! Да! Да!

– Я напишу, – отрываюсь от его губ первая.

– Буду ждать.

Глава 24

Глава 24

Не надо меня провожать? Вещи не тяжелые? Ну вот кто тянул меня за язык? Теперь уже и не отвертишься. Еле-еле доковыляла до машины. Дверь мне открыл, как и предполагалось, водитель. Чувствую на себе внимательный взгляд Архангельского.

– А что прынц не мог дотащить хотя бы горшок? – ничего не отвечаю. Молча сажусь на сиденье и демонстративно ставлю между нами цветок.

Но стоило только оказаться в чужой машине, как дальше вся моя храбрость куда-то исчезла Чувство неловкости зашкаливает. Как я буду союзничать с этим мужчиной, если я его боюсь? Я даже не понимаю, как с ним говорить. Доллар, колбаса и погода уже были. Цены на коммунальные услуги? Так он, наверное, не платит сам.

– Не надо.

– Что, простите?

– Не надо обсуждать со мной, как плохо чистят дороги, повышение цен на ЖКХ и прочее, – ну не надо, так не надо. Хам. – Что в этой сумке?

– Мишу расчленила и любимые части тела с собой прихватила. Вы не против, Вячеслав?

– Не против. Каждый развлекается как может. Ты вроде мне уже тыкала. Что, снова переклинило?

– А вы за несколько дней, кажется, постарели ещё больше. Некрасиво тыкать, поэтому лучше на «вы».

Соня как будто специально решила обозначить свое присутствие, мяукнув на весь салон.

– То, что у тебя прорезается иногда голос – это даже хорошо. С отцом тоже не забудь его включать. Может, так и выстоишь право сначала на кошку, потом на собаку. А потом, гляди, и на расчлененные части тела бородатого. Кстати, какие прихватила? Коты обычно любят печень. Он там часом не сожрет ливерку любимого?

– Во-первых, это кошка.

– Да мне без разницы.

– Во-вторых, хватит нести чушь.

– Это ты ее начала. Вопросы есть?

– Давно хотела спросить, раз вы… ты влюбился в Наташу, стало быть, она под твоей защитой. Ты же большая шишка. Мы не можем просто все сбежать? – ой, лучше бы не говорила это вслух. «Шишка» взглянул на меня так, словно я пациентка психиатрической клиники.

– Ну, в мультике, в котором ты вероятно живешь и по сей день, одна ты бы так безусловно и сделала, но благо у тебя имеется бородатый, у которого пока есть голова на плечах. Когда я спрашивал тебя про вопросы, я имел в виду совсем другое.

– Если ты о версии, где я все это время была, я выучила ее наизусть.

– Я не очень доверяю блондинистым особям, поэтому давай-ка повторим.

С каждым произнесенным Архангельским словом настроение падает все ниже и ниже. Особенно, когда я понимаю, что из-за того, что меня «нашел» мой жених, папа уже едет домой. Я не готова с ним встречаться. Совсем. Да и что изменится сейчас? Разве контроль не станет еще жестче после того, как я дважды сбежала? Ладно, я – сильная. Справлюсь. В конце концов, пора взрослеть и отстаивать свои права.

***

Находиться в доме под изучающими взглядами домработницы и охраны, мягко говоря, неприятно. Чувствую себя каким-то музейным экспонатом. А вообще, какого черта на меня так смотрят? Сбежать. Как же хочется сбежать хотя бы в свою спальню. Что я и делаю первым делом.

Некогда любимая собственная спальня, по совместительству единственная комната, где я могла быть не под чьим-то пристальным вниманием, сейчас выглядит какой-то чужой. И огромной. Она как вся гостиная и кухня на Мишиной даче. Правда, там уютно, а здесь… а здесь никак. Только сейчас понимаю, что не мое это все. Совершенно. Ну и ладно, я все равно отсюда либо снова сбегу, либо просто уйду. Это временно.

Пристально осматриваю комнату, мысленно воспроизводя Мишины слова. Итак, первое: «убедись, что нет камер и прослушки в спальне». Убедилась, но собственным глазам все равно не доверяю на сто процентов. Именно поэтому все возможные контакты с Медведевым будут проходить в ванной комнате. Вот там папа уж точно не посмел бы ничего установить.

Расположившись в своем любимом кресле и, посмотрев на Соню, осознала, что забыла не только про вещи для кошки и все для ухода за цветком, но и что безумно голодна.

Как и предполагалось, в холодильнике нет ничего, что может съесть обычный человек. Либо только полезное,