УЗНАЛА, КТО МУЖЕМ К ТЕБЕ ПРИЛЕТАЛ?

МОЛОДОЧКА рада-радехонька муженьку, раз муж стал ее по ночам навещать: сперва раз в неделю, потом по два и по три раза, а дальше зарядил уже каждую ночь ходить. Бабочке любо, что с милым мужем часто видается, но домашним об этом ни гу-гу. Свекровь или свекор когда спросят:

— Куда ты это ночью бегала?

— А скотину проведать, — ответит сноха. — Овечки благо ячили.

От мужа письма идут, в самом Питере он служил, жене и родным поклоны отписывает, про свое жительство обсказывает и со слезами просит, чтобы его не забывали, особливо в деньгах большую нужду имеет. Молодайка и ухом не ведет. Домашние, как только начали читать: "Любезнейшим моим родителям" — горько плакать, а солдатка ни одной слезинки не выронит, слушает хладнокровно и как будто даже улыбается. Не ладно дело. А уж по деревне слушок ходит, что к солдатке змей летает: ночной сторож не однова видал, как нечистый над их усадьбой из крыши рассыпался.

Свекор и подкараулил. Ночью кто-то постучался с воли; молодайка вскочила, скорехонько оделась, валенки обула, шубу накинула и за дверь, на крыльцо. Свекор помешкал, подождал немного, не вернется ли сноха. Нет. Оделся, достал четверговую свечу (свеча, с которою стояли в Великий четверг за стояньем), зажег ее и пошел доглядывать. Время было зимнее, на крыльце и лестнице снежком напорошило, по ступенькам ступни валенок и следы в заулок. Он и пошел по этим следам и дошел по ним до сенницы: видит, ступни валенок на мостке, ключ в замке и ворота (дверь) не вплотную притворена. Приостановился, ухом припал, а свечку шапкою прикрывает, чтобы светок-то не увидали. Слышит: голос внутри, целуются...

— Родименький мой, сердешненький, — лепечет сноха.

— Ты только помалкивай, — слышит свекор другой голос, как будто бы мужской и знакомый. — Пускай они читают мои письма, это один мой товарищ за меня им пишет, а я ни одной ночи не пропущу, чтобы с тобой не повидаться.

Тут отец и опознал голос-то сына в сеннице. Обрадовался, но и усомнился. Как же это так, если его отпустили на побывку, так он, чай, прямо в родительскую избу пришел бы, а в сеннице-то почто ему укрываться? Перекрестился, молитву честному Кресту прочитал и осторожно приотворил воротину.

Батюшки светы! Как что осветит, зашипит и огненным вихрем мимо него на волю — смрадом так и обдало его! Замер на месте старик, а свечка четверговая, святая, в руке светится, не стухла от дьявольского ветра; сноха молодая сидит на сене и лица на ней нет. Опомнился свекор.

— Что, милая, — промолвил, — узнала, кто мужем к тебе прилетал?

А та сидит, не шелохнется, и ни слова в ответ: глядит на свекра, глаза большие, по лукошку, лицо, ровно полотно, и вся растерзанная. Ужаснулся инды мужик: ополоумела молодичка.

На другой день попа привезли, тот молитвами разными и отчитывал. Не скоро, но оправилась женщина, говорить начала и все родным поведала. Вовремя спохватились, не дали окаянному совсем загубить христианскую душеньку. Но долго еще после прилетал, стучался в сенную дверь и в подоконницы, вызывал к себе молодицу. Бог пожалел ее, не допустил до погибели.

СПАСЕНИЕ ДУШИ

ЖИЛА баба на горе, муж у ней ушел в Москву. А к ней вместо мужа приходил черт. Вот родился у них сын. Нечистый и написал: "Живой твой, а мертвый мой". Стало ему восемь лет, а эта записка была в столике. Он играл, играл да и заглянул в столик, а в столике лежит записка. Он и читает: "Живой твой, а мертвый мой".

— Мамаша, — говорит, — что это такое?

Она рассказала ему. Мальчик взял эту записку и пошел свою душу отыскивать. Пошел он к труженику. Пришел, показывает ему записку.

— Ах, — говорит, — как мне душу выручить?

— Ты, — говорит, — ступай к такому-то купцу, наймись у него служить!

Он пришел к купцу и говорит:

— Наймите меня служить!

Купец говорит:

— Мне, — говорит, — не нужно.

— Ну, — говорит, — я буду так служить.

— Ну, пожалуй, — говорит, — останься.

А этот купец-то был знаком с чертом, он к нему в гости ездил. Вот собирается купец в гости к этому самому главному черту, а он (этот купец) был этому черту кум. Поехал он к куму, взял с собой мальчика. Он и говорит купцу:

— Вот ты покажи записку-то: "Живой твой, а мертвый мой" главному-то, что он тебе скажет?

Приехали они к дому. Огромный дом! Мальчик и дает купцу расписку:

— Вот, — говорит, — покажи куму.

А этому куму приготовлена кровать железная. Под этой кроватью бугор огня, купец не видит жару под кроватью, а мальчик видит. Вот купец спросил у кума о записке. Тот давай сейчас чертей скликать с полден. Шли, летели, шли, летели. Все спрашивал:

— Чья это записка?

Все говорят:

— Нет.

Опять стал скликать с запада, с востока, наконец, с севера. Шли, летели, шли, летели. Все спрашивал; все нет, все нет. Один остался последний, хромой, едва ползет.

— А, — говорит, — хромой! Это твоя записка?

— Нет, — говорит.

— Врешь, А то на кумову кровать!

Тот повиновался, отдал расписку. Этот мальчик выручил свою душу.

— Ах, — говорит, — купец! Под твоей кроватью железной целый, — говорит, — бугор огня.

Купец и спрашивает:

— Как же мне, — говорит, — душу свою выручить?

А мальчик и говорит:

— Я схожу, — говорит, — к труженику, узнаю, что он мне скажет.

Пошел он к труженику узнать, как купцу душу выручить. Труженик ему и говорит:

— Скажи купцу: сколько у него ни есть денег, чтобы на все деньги дров накупил. Возил бы их в поле; когда все до копейки деньги выйдут, тогда зажечь эти дрова; покуда они все не сгорят в уголья, лечь и у бога прощенья просить.

А у этого купца было несколько миллионов денег. Навозил целое поле дров, верст на тридцать. Зажег он эти дрова, и горели они три года. Когда сгорели все эти дрова, купец лежал на жару и у бога прощенья просил. Бог его простил. В саду на скамеечке корец и всей сказке конец.