остаюсь, тем сильнее мое отвращение к нему — и, что еще ужаснее, к самой себе за то, что я все еще здесь. Последние два месяца секс доставлял удовольствие и радость, раскрепощал, удивлял, наполнял энергией, был полноценным и неповторяемым, но теперь его уродливая сторона хлещет меня своим раздвоенным языком: неравенство сил, физическая уязвимость, страх, недоверие, отвращение.

Он надевает презерватив, кончает внутри меня и затем ложится рядом, допрашивая о моих сексуальных пристрастиях. Нравится ли мне анальный секс? Была ли я когда-нибудь с женщиной? Хочу ли попробовать секс втроем? Что такого необычного я когда-либо пробовала? Отвечаю невнятно, его вообще ни о чем не спрашиваю. Наконец говорю, что мне пора домой, к детям, и он, поглаживая меня по бедру от изгиба до талии, спрашивает:

— Можно, прежде чем ты уйдешь, я овладею тобой еще разок? — формулировка его вопроса — в самое яблочко, поскольку именно это он и делает: овладевает мной. И я позволяю ему это.

— Конечно, — отвечаю шепотом. Кажется, я зашла так далеко, что не вернусь в свое тело еще несколько дней. Он наваливается на меня, переворачивает на живот и входит сзади. Я, как тряпичная кукла, просто позволяю ему это делать. Он обрушивается на меня, и я чувствую, будто из меня выпустили весь воздух. Неужели он не понимает, что скоро меня раздавит?

Я заслужила это, думаю, чувствовать себя бездыханной и бессильной, потому что добровольно стала покорной и послушной.

Наконец он скатывается с меня. Я бесшумно поднимаюсь с постели, беру с комода стопку одежды и направляюсь в ванную. Там, как могу, вытираюсь влажной туалетной бумагой и снова одеваюсь. Он в халате ждет меня на кухне, расслабленный, словно хозяин особняка, наливает себе кофе. Я прощаюсь и направляюсь к двери. Он небрежно, с чашкой в руке, выпускает меня — словно на работу отправляет. Этот человек, который так настаивал встретить меня у станции метро, даже не предлагает проводить и не интересуется, найду ли я обратную дорогу. Ощущаю себя дешевкой, понимаю, что слишком много себя дала ему — безропотно вручила ему свою гордость и чувство собственного достоинства. Я не плачу, просто бреду обратно к метро по тихим зеленым улицам. Дети проносятся мимо меня на своих самокатах, мамы толкают коляски в направлении парка, чтобы насладиться последними часами дня. Я не звоню ни одной из своих подруг, чтобы весело доложить подробности своего последнего сексуального завоевания. Этим сегодняшним сексом — грязным, животным, заставляющим почувствовать себя хрупкой — не хочу делиться ни с кем. Впервые в жизни испытываю что-то новое, совсем незнакомое и лишь погодя осознаю, что это стыд.

Много лет назад в офисе крупной компании мы с моими молодыми коллегами-женщинами, многозначительно округляя глаза, перешептывались о руководителях: от кого из них исходит реальная угроза, кого надо избегать любой ценой, а кто просто раздражает, не причиняя вреда. Эти мужчины приглашали нас выпить, а в баре жались к нам и безапелляционно хватали за колени. Крутились у наших столов, чтобы поболтать. Брякая монетами в кармане, комментировали, как на нас сидит одежда. Отпускали едкие замечания о наших парнях или мужьях, казалось ожидая от нас реакции. В такие моменты был очень заметен дисбаланс сил, и мы не без оснований опасались, что эти мужчины могут возвеличить нас или погубить, если не будем играть по их правилам. Единственная власть, которую Кевин имел надо мной, — это власть, которую я сама с готовностью ему вручила. И поскольку без моего желания (а его нет) мы не увидимся, он никак не может влиять на мою жизнь. Чем оправдать секс, которого я не хотела? Ведь это было ясно и мне, и ему. Я могла спокойно отказать, без всяких последствий.

Я занялась с ним сексом потому, что он ожидал этого. Боялась, что отказ покажется ему невежливым, неприличным и заклеймит меня как глупую, неискушенную динамщицу. Теперь чувствую себя униженной, покорной и оскорбленной, и, боюсь, мне некого в этом винить — только саму себя. Кевин не скрывал, чего от меня хочет, и я ни разу не воспротивилась. Чтобы такое не повторилось, я должна понять, как до этого дошла. Мое тело сильное и крепкое. Моя сексуальная энергия бурлит, привлекая мужчин, я получаю и дарю удовольствие. Мое «я» вступает в борьбу: невозможно полагаться на ту, кем я была прежде, и следовать за ней. Это «я» по-прежнему является частью меня: вежливое, доброе, смешное, образованное, с материнской любовью и участием — но не настолько милое, чтобы удержаться от иронии и сарказма. Раньше у меня не было веских причин, чтобы взглянуть на себя со стороны и задаться вопросом, из чего мое «я» сделано и каким оно хочет быть. Я не позволю другим людям решать за меня, чего хочу и какую часть себя готова отдать. Ни случайным мужчинам из тиндера, ни Майклу, ни друзьям, ни детям. В конце концов, я в ответе только перед одним, самым суровым критиком. Это я сама. Как я отношусь к людям — гуманно или неуважительно? Что для меня приоритетнее — желания и потребности детей или мои собственные? Я сижу в привычной тесной коробке или пытаюсь иногда из нее выбираться? Можно делать что угодно, если я верна себе. Но как сохранять верность той себе, которую ты больше не узнаёшь?

На следующей неделе Кевин пишет мне: не пора ли снова встретиться? До чего же мерзкая манера общения — он словно заключает сделку. Я быстро отказываюсь, объясняя, что мне не нравится секс без хотя бы минимальной эмоциональной связи. Ответ не приходит, и я удаляю его номер. Еще долгое время буду оглядываться назад и жалеть, что предала себя, не использовала свой голос. Этому мужчине не место в моем списке любовников, хотя я и ценю приобретенный опыт. Секс как ничто иное требует телесности и уязвимости. Мы буквально открываем себя другому человеку. Есть масса способов насладиться им сполна или, наоборот, запачкаться. В браке я относилась к сексу как к чему-то обыденному, но в моей жизни после брака он до сих пор остается жизнеутверждающим и откровенным. Половой акт с Кевином напоминает мне, что секс может быть палкой о двух концах и в будущем надо быть осторожнее и разборчивее. Я могу заниматься сексом, с кем и когда захочу, но только потому, что от этого мне хорошо и я ощущаю себя сексуальной и сильной, а не потому, что это удовлетворяет чьи-то потребности.

Как и большинство уроков, этот дается мне с болью.