Шрифт:
Закладка:
Едва мы сворачиваем на гравийную подъездную аллею, входная дверь с сеткой открывается, и на крыльцо выступает молодой человек. Высокий, стройный, с кудрявыми рыжевато-каштановыми волосами. Не красавчик, но лицо у него доброе, приветливое. Парень стоит, склонив голову набок, — видимо, думает, что прибыли новые постояльцы. Я и без объяснений Белинды догадываюсь, что это и есть Эллиот. Мы с Кэт выбираемся из экипажа. Извозчик помогает Белинде с дочкой сойти с другой стороны. Белинда обходит экипаж сзади, и я наблюдаю за Эллиотом.
Он сразу узнает Белинду и подбегает к ней.
— Слава богу! — Эллиот осторожно обнимает Белинду, стараясь не раздавить новорожденную девочку. — Как же я заволновался, когда вы с Джеймсом не вернулись домой! Я сказал ему, куда ты отправилась, и он уехал тебя искать. Я ведь думал, вы возвратитесь из Сан-Франциско в тот же вечер. Так ты уже родила! — восклицает он. — Что произошло? Где Джеймс? Почему он не с тобой?
Белинда в ответ лишь раскрывает рот, но даже я с ходу не сообразила бы, как все объяснить, хотя ответы на поток вопросов мне известны. А ее друг, похоже, чувствует, что она не знает, с чего начать.
— Ты как? — спрашивает он более спокойным тоном. — Не пострадала? А ребенок?
— Я цела и невредима, — отвечает Белинда. — И малышка тоже. Сара родилась почти на месяц раньше срока, но она крепкая девочка и здоровенькая, хоть и маленькая. Все нормально.
— Что случилось? Джеймс тебя нашел?
— Я… я опоздала на поезд во вторник вечером и заночевала… — Она на секунду умолкает, затем кивком головы указывает на меня. — У моей доброй подруги Софи. У нее дома в Сан-Франциско. Незадолго до рассвета нас… разбудило землетрясение, а потом у меня начались схватки, и роды уже было не остановить. Мы… не могли выбраться из города, повсюду пылали пожары. Если б не Софи, не знаю, что бы я делала.
Эллиот словно впервые замечает меня. Протягивает мне правую руку.
— Эллиот Чапмэн. Рад знакомству.
Я пожимаю ему руку.
— Софи Хокинг. Взаимно.
— Эллиот, Софи доставила меня в больницу, когда вокруг все рушилось, и практически сама приняла роды. А потом, когда нас эвакуировали, искала меня. И привезла сюда. Привезла домой, хотя сама лишилась всего. — Она поворачивается ко мне, взглядом сообщая все, что не выразила словами. Сияющими глазами глядя на Кэт, Белинда добавляет: — А это… — Она делает над собой усилие и произносит: — Это ее дочка Кэт. — У бедняжки от волнения перехватывает голос, она крепче прижимает к груди малышку. У меня к глазам подступают слезы, и я моргаю, пытаясь их скрыть.
Эллиот снова пожимает мне руку.
— Огромное вам спасибо за то, что не оставили Белинду в беде, привезли домой. — Он снова поворачивается к ней. — А Джеймс где?
Я прокашливаюсь.
— Может, отпустим экипаж и зайдем в дом?
Эллиот поворачивается к извозчику.
— Позвольте мне. — Он лезет в карман, но извозчик, наблюдавший за нами, видимо, до глубины души тронут столь волнительной сценой воссоединения близких людей. Он заявляет, что денег не возьмет. Ставит возле меня мой саквояж, а также наволочку с пеленками малышки.
— Доброго вам дня.
— Благодарю. Вы очень любезны, — быстро отвечает Эллиот, поднимая одной рукой мой саквояж и сумку из наволочки.
Извочик на прощанье приподнимает шляпу, забирается на козлы и, стегнув лошадь, уезжает.
— Пойдемте в дом, — говорит Эллиот. Обняв одной рукой Белинду, он заводит нас в гостиницу.
Внутри «Лорелея» столь же привлекательна, как и снаружи, хотя не все картины и фотографии, покосившиеся во время землетрясения, выровняли на стенах. У входной двери — ведро с осколками стекла и фарфора. «Лорелея» лишилась части посуды, отмечаю я. Эллиот ставит саквояж и набитую наволочку в большом холле, где я вижу диваны, кресла и холодный камин — единственное темное пятно в убранстве комнаты. Белинда с малышкой на руках усаживается на диван.
— В гостинице все в порядке, не считая посуды? — спрашивает она, кивком указывая на ведро у входа.
— Да, да. Разбились тарелки, несколько светильников и ваз, а так почти все в порядке.
— Спасибо тебе, Эллиот, что присматривал за гостиницей в мое отсутствие. Я ведь рассчитывала, что уезжаю всего на полдня, — устало произносит Белинда.
— Все, об этом больше ни слова, — говорит Эллиот. — Лучше расскажи, что случилось. Где Джеймс?
Белинда поворачивается ко мне. Я встаю с кресла и подхожу к ней.
— Белинда, а что, если мы с Кэт возьмем Сару и пойдем посмотрим твой чудесный сад?
Глядя на меня с благодарностью, но и со смятением во взоре, она вручает мне малышку. Естественно, она хочет поговорить с Эллиотом наедине: то, что она должна сообщить ему о человеке, за которого вышла замуж, сказать непросто.
— Дверь во двор сразу за кухней, вон там. — Она кивком указывает на столовую, где стоят длинный стол и буфет с изогнутым фасадом, в котором сейчас нет посуды.
Мы с Кэт и малышкой через гостиную проходим в залитую солнцем кухню. В раковине — грязные тарелки, кастрюли и сковородки. Видимо, Эллиоту пришлось стряпать для постояльцев.
Направляясь к двери во двор, я слышу, как Белинда говорит Эллиоту:
— Я должна кое-что тебе рассказать.
За несколько дней мы порядком замызгали свои платья, грязнее они уже не станут, поэтому спокойно усаживаемся прямо на траву под персиковым деревом на краю сада. Кэт, мне кажется, не так напряжена, когда держит на руках Сару, поэтому я передаю ей сестренку, и малышка в нежной колыбели детских ручонок скоро засыпает. Белинда расскажет Эллиоту обо всем, думаю я, даже о том, что произошло на лестнице. Возможно, и о том, что случилось потом. Меня охватывает беспокойство. Ведь я этого парня совсем не знаю.
Но знаю то, что Белинда рассказала мне о нем. Она ему доверяет, а он ее любит, это сразу видно. И тем не менее. Наверное, она сообщит Эллиоту и о том, что Кэт вообще-то мне не дочь, что я с ней уеду, и, когда вернусь — а я уже решила, что поселюсь в ее гостинице хотя бы на время, — буду, скорее всего, одна. Представляя, как Белинда рассказывает все это Эллиоту, я
