Так и быть, дозволяю… Но не высовываться! Ежели ярыжки придут снова искать Ульяну и соседи на вас укажут – от меня помощи не ждите. Скажу – сам не ведаю, как вы ко мне на двор забрались. Вот что через бабью дурь бывает-то!

– Как мне знать, что это от тебя, Иван Андреич, за Ульяной пришли?

– Как? Да так и скажут – мол, подьячий прислал.

– Никуда я не поеду! Не можете меня от мужа увозить! Упрусь, не пойду! – вдруг завопила Ульяна. И тут Аверьян, обычно кроткий и молчаливый, с разворота дал ей пощечину.

– Поедешь! Нас всех чуть под батоги не подвела! Поедешь, куда велено!

Оставив их ругаться, Деревнин ушел.

Архипка с псами ждал его у ворот.

– Благодарствую этому дому, пойду к другому, – невесело пошутил Деревнин. С домом было многое связано – тут он вырос, сюда привел молодую жену, тут и дети родились, тут и по родителям поминки справляли, потом – по Агафье. Но, раз уж сам давно собирался сменить жилище, значит, так тому и быть – на все воля Божья.

Пешком до Покровских ворот идти было долго – чуть не четыре версты. Хорошо, Бебеня толково объяснил, где тот двор, не то пришлось бы расспрашивать ранних богомольцев, которые спешили к храмам по улицам, уже свободным от решеток.

Сам Бебеня ждал у ворот.

– Долгонько вы, – сердито сказал он. – Ну да ладно. Твоих баб мы в хоромы вселили, радости было – словно замуж идут. Потом разревелись – соседок остожских им, вишь, жалко! Имущества твои по поварне, светлицам да по горницам мы раскидали, коли что не так – сам разбирайся. Гостью еще ночью привели, она сейчас в горнице отдыхает. Спускаться не будет. Для услуги у нее девка-татарка есть, князь успел приискать. Славная татарочка, впору самому на ней жениться. Словом, жить тебе тут и радоваться, а я – к князю. Впускай псов во двор, пусть побегают, пообвыкнутся.

Так Деревнин и сделал.

Он с Архипкой прошел через двор к красивому крыльцу, поднялся, вошел в пустые сени, оттуда в светлицу. Там сидела Марья, не снявшая шубу, поскольку дом был выстужен. Она не стала жечь свечу, а поставила светец и запалила длинную лучину.

– Ненила сказывала – дров почти не оставили, придется тебе, Иван Андреич, прямо сейчас, не раздеваясь, ехать на лубяной торг за дровами. Да найми там мужика, чтобы тут дрова в сарай перекидал да поленьев наколол побольше. Привезешь – и кушанье поспеет.

– Что за гостья?

– Не знаю, она не спускалась. А девка ее бегает взад-вперед, все там наверху обустраивает. Архипкины войлоки туда утащила, на чем парню стелить – уж и не знаю.

– На что ей войлоки?

– А сдается, она еще кого-то с собой привела. Ненила еще на поварне только последними дровами печь растопила, еще только опару завела, а эта девка, Зульфия, прибегает, говорит: мяса давай побольше, пирогов давай полную миску. На что ей полная миска?

– Она по-русски говорит?

– Она здешняя, ее, сдается, в Татарской слободе наняли.

– А та, гостья?

– Не знаю, я ее и не видала… Идет!

В светлицу вошла невысокая и удивительно красивая девушка – черноглазая, чернобровая, с розовыми губами, румяными щеками, на ней была маленькая круглая красная шапочка с богатой вышивкой и синий халат, схваченный поясом, да так туго – Деревнин сперва уставился на тонкий стан, потом отвернулся; такая одежда для женщины и девки на Москве считалась непристойной, даже зазорные девки – и те носили широкие распашницы и опашни.

Потом Деревнин пригляделся – точно! Та, что прислуживала в юрте у Ораз-Мухаммада. Видно, девка надежная и верная, коли ее воевода для такого загадочного дела не пожалел брату отдать.

– Нужно пожарить мясо, – сказала татарочка. – И другое мясо нужно сварить. Нужно пожарить бауырсаки.

– Что? – спросил озадаченный Деревнин.

– Бауырсак! Это как ваши пряженцы. Я научу.

– Что тебе для того потребно? – спросила недовольная Марья.

– Мука нужна хорошая. Вода, соль. Можно делать на опаре, можно – на кислом айране.

– Где ж я тебе кислый айран возьму? Да и что это такое?

Зульфия задумалась.

– Не могу объяснить. У нас его всегда делали – брали старый айран, добавляли в молоко, получался новый.

– Опара у Ненилы есть, – сказала Марья. – За старым айраном потом в Татарскую слободу спосылаем. Что еще?

– Жир хороший бараний, казан.

– Казана у нас нет.

– Как же без казана?

– Иначе не получится? – спросил девку Деревнин.

– Иначе не получится.

– Нет казана. Пока что пусть она ест, что дают. Ненила кашу сварит, салом толченым заправит…

– Сала нельзя! – воскликнула Зульфия. – Сало – свиное, с ним – нельзя!

– Так она Магометовой веры, что ли? – догадался Деревнин.

– Да.

Деревнин понял, что за подаренный двор придется расплачиваться, покупая все, что потребно для содержания гостьи. И гостья очень подозрительная…

– Архипка, беги, ищи извозчика, поедем на лубяной торг, – велел он.

– Так рано еще, темно, кто в такую темень на торгу сидеть станет? – удивилась Марья.

– Покуда доберусь – глядишь, и светать станет. Извозчик скажет, где тут ближний лубяной торг. Там найму дровни. Да, может, и будку для псов привезу. Казан! – Деревнин повернулся к татарочке. – Где на Москве можно купить казан?

– Дай денег, я принесу, – ответила она, и Деревнин понял: это самое разумное; девка явно родом из Татарской слободы, раз вполне сносно говорит по-русски, а там казаны не переводятся.

Он доставил воз хороших дров и пьющего человека, божившегося, что наколет поленьев вдосталь – до Пасхи хватит, доставил и будку, велел Архипке с тем человеком перетаскать дрова в сараюшку, несколько охапок поленьев – на поварню, чтобы лежали у печи да сохли. Потом, несколько не в себе от суеты и бессонной ночи, поехал на Земский двор. Днем сходил в Посольский приказ, вызвал на крыльцо Михайлу.

– Дворишко я новый купил и уже туда перебрался, – сказал он сыну. – Отдавали недорого, но спешно.