что движется. В этом вопросе мораль для парней и девушек работала одинаково, никто ни на кого не смотрел косо. Особое отношение было к дочерям кинээса, которые хоть и редко, но появлялись в роду Хааннаахов. Тех зачастую старались выдать замуж сразу после первого оборота, а до того берегли пуще зеницы ока. История умалчивает, как со взрослением справилась Бэдэр, однако же, никто ни разу не заметил дочь кинээса в чём-то подобном.

Современные реалии внесли коррективы и в древние каноны. Хахай и Баабыр уезжали на этот период за границу на обучение. Как однажды обмолвился Баабыр, ему не хотелось ревнивых скандалов от невесты, видящей в каждой оборотнице подходящего возраста бывшую любовницу жениха. Ведь традиции оборотней не так просто принять, даже с учётом прогремевшей в человеческом мире сексуальной революции.

Размышления об околосемейных отношениях натолкнули на здравую мысль. Могла ли Бэдэр быть обещанной невестой для кого-то из Беаров? У некоторых народов всё ещё остался обычай воровать невесту. Что уж говорить про медведей, не зря же Баабыр сразу отправился к соседям на переговоры.

А между тем отряд оборотней замедлился и, наконец, остановился у одиноко торчавшей посреди леса скалы. У подножья скального выступа виднелся исполинский ветровал. Огромное дерево, некогда сломленное шквальным ветром, не упало на землю, а облокотилось на скалу, словно уставший с дороги путник, обретший долгожданный покой. Под защитой дерева спряталась занесённая снегом и скорее напоминающая сугроб хижина.

Оборотни выстроились полукругом вокруг домика, отрезая любые варианты побега. Безмолвные и бездумные истуканы внушали безотчётный страх. Баламат пришлось сделать широкую дугу, обходя стороной брата и его загипнотизированное сопровождение. Чтобы не пропустить всех событий и не попасться на глаза, юркая рысь взобралась по скале на самую вершину. С высоты открывался прекрасный обзор на происходящее, словно Баламат единственный зритель в театре, где вот-вот разыграется трагедия.

Хаардаах отделился от группы и попытался войти в хижину, однако дверь не поддалась. Брат в раздражении колотил по старым доскам, сбивая с них шапки снега и древесную труху. Нечеловеческая сила оборотней оказалась бессильна перед вековой древесиной, обитой широкими железными заклёпками.

— Иэстэбил, открывай, — гаркнул Хаардаах, теряя терпение, — хватит ломать комедию.

Ответом ему была тишина, но брат не унимался.

— Беар, открывай, либо очень пожалеешь, что не сдержал данное мне слово.

Голос брата сочился неприкрытой угрозой, разливающейся вокруг осязаемыми волнами. У Бэдэр перехватило дыхание. Во рту отозвался явственный привкус желчи, а ведь оборотница была дальше тех, на кого гневался Хаардаах.

Из-за двери послышался неясный шум, а следом глухой голос ответил:

— Уходи! Иэстэбила здесь нет, и её тоже. Они ушли вчера.

Брат в бешенстве скрипнул зубами, яростные удары хвоста по снегу выдавали его внутреннее состояние.

— Пусть кто-то выйдет, — прошипел он сквозь зубы, — проверю, что вы не лжёте.

С минуту ничего не происходило, но вот массивная дверь скрипнула, выпуская крупного приземистого мужчину в меховой накидке. Он остановился в двух шагах напротив Хаардааха, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Только духам известно, каково это — добровольно вручить свою жизнь существу, способному покорить, а то и сломить твою волю. Баламат дёрнула ушами, прогоняя наваждение и продолжая наблюдение за происходящим внизу действом.

Пепельный ирбис пристально всматривался в глаза Беару, тихо мурча. В этих звуках таился охотник, крадущийся к своей жертве, кобра с раздутым капюшоном, танцующая перед нападением, тарантул, умело сплетающий свою смертоносную паутину. Спинным мозгом Баламат чувствовала неправильность происходящего, но ничего не могла сделать. Мурчание стало более громким, изменило тональность, отчего шерсть на загривке рыси встала дыбом.

Оно наваливалось тяжёлым пуховым одеялом, пригибая к земле. Не хотелось сопротивляться, только лежать и не двигаться. Глаза слипались, веки тяжелели. По телу разливалась усталость, как после затяжной загонной охоты. Мышцы ломило, любое движение отзывалось тянущей болью в теле. Баламат зарылась поглубже в пушистый снег, словно в защитный кокон. Всего минуточку, она полежит всего одну минуточку и продолжит следить за братом. Ничего же не произойдёт всего за одну минуту отдыха.

Проснулась Баламат от громкого треска и неестественного жара.

«Неужели во сне перекинулась в человека и обморозилась?» — была первая мысль.

Однако реальность превзошла все даже самые смелые предположения. Огонь в прямом смысле лизал оборотнице пятки. Снежное одеяло, прежде надёжно укрывавшее рысь, растаяло и испарилось, камень раскалился и больно жёг нежные подушечки лап.

Всё ещё не понимая, что происходит, Баламат заметалась на каменном пятачке в поисках спасения. Сознание путалось, лапы дрожали и подгибались, категорически не слушаясь хозяйку. В нормальном состоянии прыжок с десяти метров не стал бы проблемой для рыси-оборотня, но не сейчас. Пришлось медленно, то и дело останавливаясь и набираясь сил, спускаться по противоположному отвесному краю скалы. А огонь всё разгорался, ярким факелом освещая пространство вокруг.

Последние два метра Баламат преодолела кубарем, безобразно плюхнувшись в глубокий сугроб. Снова навалилась усталость. Хотелось отдохнуть после сложного спуска, набраться сил, возможно даже уснуть, как ранее на уступе…

Последняя мысль резко отрезвила.

«Духи-прародители, Хаардаах!»

Его гипноз был такой силы, что невольно зацепил сестру, схоронившуюся на высоте. Но если так накрыло Баламат, то, что сейчас с медведями, попавшими под прямой направленный прессинг?

Оборотница бестолково барахталась в сугробе, пока не собралась с силами и не выпрыгнула из снежного месива.

Ветровал пылал алой свечой в ночной тьме. Огонь трещал, жадно поглощая всё новые и новые ветви исполинского дерева.

Пылали стены и крыша хижины, в которой совсем недавно прятались медведи. Ныне дом зиял чёрным зевом распахнутой двери, из которой валил клубами сизый дым. Поляна опустела, но что-то царапалось на краю сознания рыси. Баламат напрягла обоняние, пытаясь почувствовать, сколько оборотней покинуло поляну. Сквозь дым и гарь с трудом узнавались запахи знакомых с детства оборотней. Чуть в стороне угадывался Эйэ и медведь, вышедший на проверку. Чужих запахов не было.

Рысь растерянно крутилась по поляне в попытках учуять хоть что-то незнакомое, с опаской и неверием поглядывая на пылающий дом. Дверь выглядела всё так же призывно распахнутой, а свет от огня плясал неясными тенями в глубине.

Баламат застыла в нерешительности, боясь предположить самую страшную догадку.

Чужих запахов не было, потому что медведи не покидали дом. А это значит…

Рысь двумя длинными прыжками пересекла расстояние, отделяющее поляну от хижины. Чихая и кашляя от дыма, Баламат ринулась внутрь, неистово молясь духам, чтобы её догадка оказалась неверной.

Духи вняли её мольбам лишь отчасти. Не пройдя и метра, оборотница споткнулась о лежащее ниц тело человека. Одежда