затем Керн. Аллея делает крутой поворот. Несмотря на сильный обстрел, который временами бьет в цель и почти с каждым ударом убивает несколько человек, на повороте залегла ожидающая приказа пехота. С любопытством и даже ликованием солдаты глядят на всадников, приближающихся на полном скаку из-за угла.

Дальше! Высота слева.

Зиберт:

– Максимум еще километр, и мы на позиции!

Не вполне понятно, что он говорит, но можно догадаться. Райзигер замечает, что лицо у капитана побелело, губы – как снег.

Отпускают поводья – лошади делают несколько прыжков, и вот уже они на ничем не ограниченной равнине.

Зрелище ужасное!

Вряд ли тут есть квадратный метр на этой бескрайней глади, который не был бы изрешечен и изгрызен вражескими снарядами. Барабанный огонь!

Капитан взмахивает левой рукой. Хочет показать, в каком направлении двигаться. Райзигер застывает на миг. От капитана и проносящегося мимо Керна его отделяет черный Везувий, шипящий в каких-то метрах перед головой его лошади.

Шпорами – лошади в бока, ради бога, только не стоять, только вперед! Лучше ужасный конец, чем этот ужас без конца!

Галопом, галопом! Необозримо это поле с пылающими черными кустами, торчащими через каждый метр. За капитаном! Он на пятьдесят метров впереди. Ага, впереди стоит ива. Справа небольшой пригорок. Это и должна быть позиция. Еще не хватало – лошадь хромает! Давай, Сенобрюх, ничего не поделаешь. Капитан скачет так, как будто приз хочет выиграть. Провалиться мне на этом месте, если выберемся отсюда живыми. О боже, только бы кляча сейчас не подалась в сторону! У животных же инстинкт. Вот это и есть барабанный огонь!

Мысли разбиваются в пыль с каждым взрывом и ударом, отдающим Райзигеру в груди. Он ныряет в вонючее белое облако и в тот же миг чувствует, как дергается лошадь. Резко бросает голову вперед, лбом почти до собственных ботинок. В глазах на миг темнеет, он чувствует ужасную тяжесть и вскидывает руки. Лошадь перекатывается по нему, по его бедрам. Он пытается вырваться из-под нее. Еще один снаряд с шумом проносится над головой, откидывая его к дергающейся лошади. Вновь пытается освободить ноги, попадает под шею животного, вскакивает и становится на колени. Лошадь мотает головой. Одно легкое свисает у нее из груди, вздуваясь от удушья. Райзигеру ясно, что она убита. Стоя на коленях, он смотрит вперед. Ага, вот и капитан, прямо на поле, унтер-офицер уже спешился, две лошади на поводу.

Лошадь его лежит на спине: неестественно высоко вздетая шея, вздернутые десны, оскаленные желтые зубы, из груди и из уголков пасти льется струйка крови. «Бедный Сенобрюх!»

Райзигера тянет прилечь рядом с лошадью. Ничего не хочется, только плакать. Но едва заметив, что по щекам текут слезы, он встает, берет пистолет и приставляет его животному за ухом. Спускает крючок. Смотрит, как лошадь мирно откидывается на бок. Бежит вперед.

Путь, занимающий в мирное время две минуты, преодолевается полчаса. Наконец он возле капитана, левая сторона его мундира вся пропитана лошадиной кровью, лицо и руки грязные.

Бог мой, это что, позиция? Как тут батарею развернуть, как ей тут стрелять?

Но размышлять не о чем.

– Возьмите наших лошадей, – кричит Зиберт, – пусть разбегаются, мне всё равно, только приведите сюда батарею!

Боже, как же теперь на лошадь садиться!

Лошади стоят посреди поля, прижавшись, вжав головы между ног и пытаясь прикрыть друг друга. Райзигер привстает, падает, встает на колени:

– Так точно, герр капитан, батарее немедленно выдвинуться на позицию!

Подползает к лошадям. Вскакивает, выпрямляется, взбирается на лошадь Зиберта, берет другую лошадь под уздцы и скачет прочь.

Тот же путь. Тот же огонь. Здесь поможет лишь одно: не приказывать лошади, а доверять ей. Отпустить поводья. Животные знают лучше, чем люди.

И вот одной рукой за вожжи, уздечку ослабить, другой рукой за луку – и вперед, в галоп!

Вот лежит бедный Сенобрюх. А вот пехотинец без ног. Лошадь отскакивает в сторону, вторая боится и хочет встать. Наконец галопом скачут дальше.

Еще один пехотинец. А вот группа, семь человек. Тут саперный офицер. На погонах видно номер полка. Еще пехотинец лежит. Вот орудие, весь расчет, включая лошадей, включая лейтенанта. Галоп, галоп, галоп! Не думай об этом! Один взрыв на квадратный метр? Может, и не так. Может быть, и на один квадрат десять выстрелов одновременно. Просто нужно смотреть, как пройти через всё это. А вот и пригорок с оврагом. Проскакиваем.

Теперь тропа, аллея с тополями.

Там пехота.

Теперь поворот.

Дальше по аллее галопом, вторая лошадь то позади, то сбоку, то впереди – отличный индикатор близости удара.

Опять на аллею.

Теперь вниз с холма.

Открытое поле – вот и батарея.

К оберлейтенанту Россдорфу галопом, нет, рысью, нет, шагом, объехав слева:

– На позицию!

19

Капитан Зиберт с унтером Керном присели за небольшим склоном по правой стороне поля. Керн отстегнул саперную лопатку и роет ямку. Дерн жесткий, отрывается с трудом. Но земля, слава богу, не меловая, здесь всюду жирная глина, острая лопата вырезает из нее один кусок за другим.

Зиберт не может просто следить за работой: обстрел, прилетающий вокруг со всех сторон, заставляет его действовать. Он выхватывает лопатку у Керна и дальше роет сам.

Через полчаса яма достаточно глубока, чтобы в ней, плотно прижавшись, встали на колени двое.

Они опускаются туда, словно на скамеечку для коленопреклонений в церкви, животом прижавшись к передней стенке, локти – к туловищу, головы низко опущены. Довольно глубоко, чтобы пуля и даже шрапнель прошли поверху.

Двигаться в таком положении затруднительно. Они просто сидят неподвижно и молчат. Стереотруба лежит сбоку от укрытия, не вынутая из футляра. Кто бы ее принес?

Чувство такое, словно они вкопаны в землю, вросли в нее. Но ничего уж не поделаешь. Зиберт пытается дотянуться до футляра. Наконец подползает и подтаскивает его поближе.

Телескоп ставят прямо между собой. Окуляры высовываются за край насыпи на какие-то сантиметры.

Зиберт смотрит. Что-то бормочет, отводит глаза, говорит:

– Никакого смысла, ничего не видно. Один огонь и дым. Там всё равно ни одна живая душа не уцелеет. Не понимаю, кто, ради всех святых, приказал нам встать здесь среди бела дня.

– Также сомнительно, герр капитан, что сюда вообще дойдет хоть одна пушка.

Зиберт смеется:

– Значит, нам придется заменить собой всю батарею.

Керн оглядывается:

– Там то же самое. Мы не можем продвинуться ни вперед, ни назад…

Зиберт снова смотрит в телескоп:

– Если бы знать, насколько далеко впереди наша пехота. Иначе нельзя стрелять. Только своих же в окопах побьем.

Он приподнимается с колен