— они получают от нас полновесное золото, а этот металл — хлеб этой семейки. Поэтому я воспользовался вашим разрешением слить информацию о якутских алмазах. Тем более, что нам выгодно это сотрудничество: Де Бирс старательно удерживает цены на драгоценные камни на достаточно высоком уровне — преимущество монопольного положения в отрасли. Но и нам продавать свои ресурсы за бесценок нет смысла. Так что, скорее всего, сюда на переговоры приедет целая делегация — не только Ротшильды, но и наследники Родса подсуетятся. Как говориться — лучшие друзья миллионеров — это бриллианты.

— Ха… скажешь тоже. — Иосиф Виссарионович шутку оценил. Кстати, при слове «слил» он немного поморщился, но смысл этого жаргонизма угадал, не стал меня поправлять.

— По намекам Марко Локкерини, под большим вопросом станет передача нам некоторых передовых технологий, имеющих и военное значение. Вот это самый трудный момент — именно эти договоренности не закреплены на бумаге, и их наши бароны могут попытаться обойти. Предлог — недовольство капиталистов, запреты правительств и такое прочее. В мире резко возрос спрос на охранные агентства, автомобили с блиндированием, в общем, нувориши серьезно опасаются за свои жизни. Я ведь намекнул своему собеседнику, что тем, кто честно работает с Советским союзом за свою жизнь опасаться не стоит. Но чего стоит нам опасаться — это усиление активности спецслужб западных стран. Особенно контрразведок. Им такое вольное поведение наших ликвидаторов как серпом по одному месту. И теперь на эти организации польется золотой дождь. Хорошо, что далеко не всё можно решить исключительно деньгами. Имеют значение и другие факторы, в первую очередь, человеческий. Пока мы строим социализм, создавая людям труда высокий уровень социальной защиты — репутация страны Советов как прообраза справедливого государства будет работать на нас. Репутация в этом мире имеет весьма серьезный вес. Даже Геринг вынужден вводить в Германии высокие социальные стандарты для рабочих.

— Хорошо, Миша, скажи, ты же понимаешь, что война неизбежна. В той или иной конфигурации, но она обязательно будет. Почему ты так активно занялся именно строительными делами? Внедрение новых технологий, массовое строительство? Чем это поможет в будущей войне?

— А разве строители социализма не достойны хорошего жилья? Уже сейчас? Не когда-то потом, а сейчас, чтобы люди почувствовали, что светлое будущее оно вот тут. Рядом, за углом. Стоит сделать еще несколько шагов — и вот оно, социализм? Патриотизм должен строиться и на том, что людям будет что защищать. Свой дом, свою семью, свою хорошую работу, возможность получения образования, наконец. Пенсии своих родителей, детские сады и бесплатные школы для подрастающего поколения. Они должны чувствовать, что не винтики в большом государственном аппарате. А важная часть государства… наверное так…

— А ты не допускал такой вариант, что тебе бы не поверили? Посчитали бы сумасшедшим, шпионом, врагом? Просто расстреляли бы, не разобравшись, и всё, нет человека, нет проблемы?

Мы дошли до небольшой уютной беседки, где и расположились с удобством: на лавках предусмотрительно разложили небольшие подушечки, так что сидеть было более чем комфортно. На столике, как будто специально для нас, расставили вазочки с вареньем и печеньем, стоял заварник, накрытый аккуратной вязаной салфеткой, горячий чайник исходил паром. Но чай меня сейчас не заботил совершенно.

— В моё время, Иосиф Виссарионович, была очень популярна литература про «попаданцев». Ну, это как «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» Марка Твена.

Сталин утвердительно кивнул головой, мол, в курсе, он тоже не притрагивался ни к чаю, ни к печенью.

— Так вот, очень много книг было именно про попаданцев или на Великую Отечественную войну, или перед ней. И модели поведения героев были разными, очень разными, в зависимости от авторских убеждений. Кто-то просто воевал, стараясь убить как можно больше врагов, стараясь при этом оставаться незаметным, кто-то пытался выйти на партийное руководство и стать советником Сталина, кто-то прятался от всех и заботился только о своей шкуре, прикрываясь красивыми лозунгами и либеральными идеями. И, если честно, то те, кто просто спасал свою шкуру вызывали у меня только презрение, то те, кто честно воевал, но не пытался как-то кардинально что-то изменить — только сочувствие. Но и осуждение. Почему?

Я не заметил, что разволновался, встал со скамейки и стал ходить вдоль беседки, что удивительно, вождь меня не осадил, напротив, внимательно наблюдал за моими перемещениями, что-то анализируя.

— Я не могу понять, как можно жить с осознанием того, что эта война унесет двадцать семь миллионов жизней наших сограждан, большинство из которых — мирное население, и не пытаться хоть как-то передать стратегически важную информацию руководству? Как можно не пытаться прорваться наверх, да. рискуя жизнью, рискуя быть признанным идиотом, рискуя всем. Но если на одной чашке весов — твоя жизнь, а на другой — миллионов соотечественников, то говорить, по-моему, не о чем. Знаете, как расплодились в стране подпольные миллионеры? Была такая тема: в осажденном Ленинграде, где дефицит продовольствия был кошмарным, некоторые дельцы за продукты выменивали бесценные произведения искусства, драгоценности. Это стало основой их будущих состояний. Мразь человеческая! Они еще утверждали, что спасали жизни людей! Твари! А сколько ценностей немцы вывезли из СССР? Поездами прятали их в тайных тоннелях. Почему бы не добраться до такого поезда и счастливо жить за границей. Наплевав на всех и на всё? Моя-то семья выжила? Что МНЕ до этого? Но я так жить не могу. Совесть не позволяет. Наверное, всё-таки совесть. Мне было очень страшно открыться, товарищ Сталин. Не скрою, очень страшно. Но боялся я не столько за свою жизнь, сколько за то, что мне не поверят. Но я был готов к тому, что эту жертву надо принести, что так поступить будет правильно.

Сказав последние слова, я без сил опустился на лавку.

— Чай пей, остынет. — буркнул Иосиф Виссарионович, а потом добавил, неожиданно с теплотой в голосе: — Хорошо, что я не ошибся в тебе, товарищ Пятницын.

* * *

Москва. Улица Строителей

5 ноября 1935 года

Ноябрь тридцать пятого года должен был быть теплым, но прогноз погоды ошибся — сегодня прошел первый снежок. Вот только люди, собравшиеся на митинг, этого не ощущали. Совершенно. Их лица сияли от восторга, ибо происходило событие, прямо скажем, эпохальное. На большой трибуне расположились руководители советского государства. Из громкоговорителей звучал усиленный голос первого секретаря Московского горкома партии Лазаря Кагановича.

— Товарищи! Накануне великого праздника — годовщины победы Октябрьской революции мы сдаем в эксплуатацию целый жилой район, выстроенный