Нацификация украинской власти проходила одновременно по линии интегрального национализма и сионизма. Например, в Днепропетровске местная синагога влияет на городскую политику не меньше, чем мэр или секретарь горсовета. Это специфическое влияние, но иногда земельный вопрос проще решить через раввина, чем через градоначальника, хотя ребе все равно в доле с мэром. Просто в Днепропетровске так принято с конца 1980-х годов.

Еврейская городская культура Киева, Днепропетровска, Одессы и в меньшей степени Харькова — не смешные анекдоты про Изю и Мойшу. Еврейская организованная преступность этих городов не похожа на ОПГ в других городах. Глубокие связи «лучших людей города» с Хайфой, Лондоном, Берлином, Брайтон-Бич и другими местами обитания русскоязычного еврейства делают жидобандеровский феномен международным явлением.

Поэтому заявленная цель денацификации постУкраины является масштабным проектом, который необходимо рассматривать в международном контексте. Национализм и его нацистская версия еще очень долго будут бороться с Россией, даже после завершения СВО. Ликвидация вооруженных персонажей и объявление этого действия денацификацией загонит противоречия внутрь, а значит, через несколько десятилетий произойдет очередной рецидив.

Заключение

В этом томе «Украинской трагедии» рассмотрены зарождение, развитие и смерть государства на территории Украины. История государственных образований постУкраины, а также смысл Евромайдана-2014 с точки зрения государства будут подробно разобраны в следующей книге.

Все время относительно нормального функционирования украинское государство находилось в состоянии кризиса. Не было ни одного года, когда институты работали бы в плановом режиме. Борьба за власть не прекращалась. Государство в этой схеме воспринималось как ценный приз победителю, а не сложная система, для которой управляемость — ключевой показатель.

До тех пор пока сохранялись советские институты, Украина более или менее развивалась за счет индустриально-промышленного наследия и благодаря стратегически выгодному положению перекрестка морских и сухопутных путей Евразии. Ее эволюционное развитие шло по молдавскому сценарию, при котором общество настроено на отчуждение или эмиграцию, а политическая борьба приводит к очередным победам то провосточных, то прозападных групп. В таком государстве власть постепенно захватывают внешние институты. Однако украинские политические кланы были слишком влиятельными, чтобы отдать политическую власть в республике добровольно. Западу потребовалась серия государственных переворотов, прежде чем государство и политическую систему подготовили к гражданской войне.

Несмотря на то что в 2014 году исполняющий обязанности президента Турчинов отдал приказ армии подавлять мятежные ДНР и ЛНР, первые несколько месяцев армия отказывалась стрелять. На митинги Евромайдана вышло менее 0,1 % жителей республики, Антимайдан активно поддержало немногим больше людей: в истории государства на Украине показательно отчуждение, возведенное в ранг идеологии.

Пока умирали институты советского государства, для общества политика и политики были как обитатели другой планеты. Конфликты элиты не отражались на жизни обывателей, поэтому сложилась иллюзия Украины как территории свободы.

Однако, как показала реальность нового государства, созданного на месте Украины, оно очень быстро возвращало репрессивные функции, если была возможность опереться на нацифицированное меньшинство. На уровне схемы это выглядело так: если ваше подразделение отказывается стрелять в сепаратистов, вам надо поставить во главе его идейного убийцу, у которого не дрогнет рука отдать приказ и наказать за неисполнение.

Всего за пять лет на месте свободной анархической Украины образовался гибрид постУкраины, в котором начали просматриваться все худшие черты мафиозных государств XX века в Южной Америке.

Когда отечественная пропаганда сравнивает режим, сформировавшийся в Киеве, с нацистской Германией, это сильный комплимент постУкраине: нацистская Германия была мировым субъектом, а в украинском случае мы имеем дело с территорией, где устанавливается режим управляемого хаоса.

Нацификация есть инструмент, а не самоцель. Для сценария афганизации необходимо не только полное отсутствие государственных институтов, но и ненавидящее всех и вся население.

То, что сегодня противостоит России на территории постУкраины, — не просто враждебное государство. Мы имеем дело с новым, еще не описанным явлением государства-беспилотника, где все функции подчинены одному — войне с Россией.

Наихудшим сценарием для России является растянутая на десятилетия СВО, которая превратится в войну до последнего украинца. Это сценарий долгосрочного сдерживания развития, когда государство с каждым годом тратит все больше средств на поддержание существующего уровня развития. Любая долгосрочная война, как бы она ни называлась, имеет смысл, только если миропорядок после станет справедливее и законнее, чем до нее.

Государство в самой России начнет переходить ко все более жестким методам управления, что, с одной стороны, будет объясняться законами «спецоперационного времени». С другой — такая серая с точки зрения закона реальность открывает ящик Пандоры.

Наглядным примером подобного сценария является казус ЧВК «Вагнер» и Евгения Пригожина, оказавшихся в серой зоне государства. То ли в России существуют ЧВК, то ли статья за наемничество. То ли был поход на Москву, то ли всем привиделось. Странный «мятеж Пригожина» в августе 2023 года показал, насколько тонка́ материя власти, сотканная из авторитета.

ЧВК «Вагнер» — альтернативная система, к тому же силовая, появившаяся в зоне, контролируемой непубличной властью, которая при этом оказалась вне власти государственной. У частной компании во главе с коммерсантом материализовались самолеты и были интересы за рубежом, перед ней открывались двери в любые властные кабинеты. Мы никогда не узнаем истинных причин, закрутивших пружины этого ключевого события, поэтому можем судить о нем только по косвенным признакам. По всей видимости, это была своеобразная «стрелка» — попытка добиться переговоров с использованием оружия и авторитета.

«Мятеж Пригожина» остался в прошлом, а мы и сейчас не знаем, сколько подобных альтернативных систем, входящих в орбиту государства лишь частично, существует внутри России. Территории с ослабленной государственностью, которыми являются не только новые регионы, но и старые области РФ, втягивающиеся в зону боевых действий, крайне уязвимы для таких систем.

Не стоит забывать и о том, что кризис, подобный украинскому, может ждать Россию в Закавказье и Средней Азии, где сформировались государства, немногим более устойчивые украинского и не менее глубоко пронизанные сетями влияния.

России придется преодолевать украинскую трагедию, выдавливая из себя по капле ересь 1990-х и 2000-х годов, которая привела государство на Украине к краху, разобранному в этой книге.

Украинизация общества и государства России в ходе затяжной СВО видится главным риском в партии «войны до последнего украинца», которую Москве предлагает Вашингтон. Под «украинизацией» я имею в виду отчуждение общества от государственной политики, способное превратиться в лоббизм и коммерческие подряды. Одни будут разрушать и получать медали, другие — строить и получать подряды. Если сформируется прослойка влиятельных элит и политизированное меньшинство, заинтересованное в затягивании СВО,