Денис Давыдов внимательно посмотрел на меня.

– Господин канцлер, я был бы счастлив познакомиться с генералом Кадудалем. Когда я мог бы его увидеть?

– Думаю, что прямо сейчас. Обожди немного.

Достав из ящика письменного стола рацию и не обращая внимания на ставшие квадратными глаза моего молодого посетителя, я вызвал дежурного и поинтересовался, где в данный момент находится Кадудаль. Узнав, что генерал в Кордегардии, я попросил передать нашему французскому гостю, что минут через десять буду у него…

10 (22) сентября 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Василий Васильевич Патрикеев, журналист и канцлер Мальтийского ордена

Я не слишком удивился, когда узнал, что шведский король Густав IV начал антироссийские шашни, хорошо оплаченные британским золотом. Об этом сообщил мне наш агент Ганс, который побывал у своих приятелей-контрабандистов в Штральзунде. Те были весьма обеспокоены разговорами о скором начале войны Швеции с Россией. Их криминальный промысел сильно пострадал бы от боевых действий. Особенно «контрабасов» пугало то, что шведский король рассчитывал на поддержку Британии. Англичане после разгрома эскадры адмирала Нельсона у Ревеля готовы были заключить союз хоть с самим дьяволом, лишь бы он был направлен против России.

– Король Густав недавно подписал договор с императором Павлом о совместных действиях против Лондона, – задумчиво произнес я. – Хотя шведский король привык раздавать обещания, которые тут же нарушал с легкостью необычайной.

– Король обижен тем, что император Павел подписал союзный договор с Первым консулом, – ответил мне Ганс. – Он ненавидит Бонапарта и не желает помогать России, которая, как он считает, предала Швецию. Король всерьез считает, что его отец, Густав III был убит в 1794 году на бале-маскараде в стокгольмском оперном театре по наущению якобинцев. И теперь настал его черед. А Наполеона он называет «Зверем из Апокалипсиса».

– У нынешнего шведского короля слишком богатое воображение, – усмехнулся я. – И врагов своих он должен искать среди подданных, а не агентов Бонапарта. Ведь он, а не Первый консул ввел «Закон против роскоши». Густав запретил шведам пить кофе. А кофейни всегда были местом, где собирались торговцы и дворяне, чтобы обсудить свои дела или просто посудачить. Теперь же тем, кто решил угостить кофе своих гостей, следовало держать ухо востро. Каждый, у кого будет замечен на плите кофейник, может быть приговорен к штрафу в десять риксдалеров. А эта сумма равна месячной зарплате чиновника.

– Король поступил опрометчиво, – заметил я. – Тем самым он настроил против себя и дворянство, да и простой народ тоже.

– Особенно опасно настроение дворянства, – усмехнулся Ганс. – Хотя после того, что произошло во Франции, стоило обращать внимание и на народ. Но в Швеции якобинцы вряд ли появятся. А вот насчет дворцового переворота…

– Король должен помнить, чем кончилось правление его отца. За выстрелом в стокгольмской опере стояли высокопоставленные особы, но казнили за убийство шведского монарха только бывшего пажа Густава III Якоба Анкарстрёма, мало кому известного дворянина. А графы Горн и Риббинг отделались всего лишь ссылкой.

– Густав IV, по моему разумению, просто закусил удила. Он надеется с помощью британцев окончательно разгромить своего исконного врага – Данию, и совместно с флотом английского короля заблокировать российские порты на Балтике. А, если повезет, то и проделать с Санкт-Петербургом то же, что адмирал Нельсон сделал с Копенгагеном.

– Мне кажется, что у шведского короля не все в порядке с головой, – заметил я. – Хотя, возможно, что британцам удалось внушить ему ложные надежды на то, что русский флот покинет Балтику и отправится в Атлантику, дабы сразиться там с английским флотом. А лучшие части русской армии отправятся на юг для участия в Индийском походе.

– Возможно, именно так король Густав и рассуждает, – кивнул головой Ганс. – Я сообщил вам то, что мне удалось узнать. Полагаю, что вы сделаете из моих слов соответствующие выводы. Я же попросил своих знакомых сообщать мне все, что им станет известно по поводу шведско-британского альянса.

– Спасибо, Ганс, – я пожал руку моему собеседнику. – Ты верно служишь России. Знай, что мы никогда не забываем своих друзей. А ты стал нашим другом.

– Господин Патрикеев, – сказал Ганс, – я тоже подружился с вашими парнями. Но, знаете, они совсем не похожи на тех русских, с которыми я привык иметь дело…

– А ты считаешь их нерусскими? – обиделся я.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Я и не сомневаюсь, что они русские. Но я имел в виду то, что они во многом отличаются от подданных императора Павла I. Вы какие-то другие. И говорите не всегда для меня понятно. Да и ваши чудесные приборы, с помощью которых вы переговариваетесь на расстоянии друг с другом и видите в темноте… Вы словно пришельцы из другого мира, похожего на наш, но другого.

– Ганс, дружище, знай, что ты почти угадал. Только я не буду пока рассказывать тебе о том мире, из которого мы пришли. Но, я обещаю, что настанет время – а я думаю, что оно настанет скоро, – когда ты узнаешь всю правду о нас. Думаю, что ты будешь сильно удивлен. Но, как написано в Библии: «…что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было»[54].

– Аминь, – произнес Ганс. – Да будет так.

18 сентября 1801 года. Республика Семи Соединенных Островов. Крепость Корфу. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Ну, вот мы и дома. Не совсем, конечно, дома, но среди своих. На Корфу русская речь звучит сейчас так же часто, как и греческая. Правда, на Корфу базируются и корабли французского флота, которые сумели прорваться сюда, спасаясь от фрегатов королевского флота. По договоренности с Наполеоном, французы чинят здесь свои корабли, лечат раненых и больных моряков, получают с наших складов провизию и боеприпасы. Назначенный Первым консулом представитель Французской республики на Корфу строго следит за дисциплиной своих соотечественников. Так что недоразумений с российским командованием и местными властями пока особых не было.

Совершенно неожиданно для себя я здесь встретился с адмиралом Ушаковым. Как оказалось, Федор Федорович прибыл на Корфу для руководства предстоящей операцией по очистке Средиземного моря от британцев. Для того чтобы союзники – русские, французы, греки и турки – действовали согласованно, необходим был человек, пользующийся непререкаемым авторитетом в военно-морских кругах. Лучшей кандидатуры, чем адмирал Ушаков, найти было трудно.

Я доложил Федору Федоровичу о своей поездке в Тулон. Пришлось сообщить ему и о наших приключениях в Лионе. Не скажу, что Ушаков пришел в восторг от чрезмерной активности наших оппонентов. Он, конечно, понимал, что нашим планам будет оказано