моих рук телефон:

— Сергей Петрович, они действительно исчезли. Приезжайте скорей. В этой квартире творится нечто непонятное. Речь идет о жизни и смерти.

Что сказал в ответ Воронков, мы с Алиной не слышали. Степа облегченно вздохнула и со словами «Сейчас приедет» вернула мне трубку.

До приезда Воронкова время тянулось медленно. Нам казалось, прошло несколько часов, а на самом деле от моего звонка по телефону до его звонка в дверь минуло лишь полчаса. Все время, пока Воронков был в пути, мы сидели молча, опасаясь открыть рот, потому что нехорошие мысли, высказанные вслух, имеют обыкновение материализоваться. Мы боялись накликать беду.

— Что с детьми? Где они пропали? — с порога спросил Воронков.

— Со двора пропали, — ответила Степа. Из нас троих она была в лучшем состоянии.

— Время и при каких обстоятельствах вы видели детей в последний раз?

Когда Воронков сказал «в последний раз», у меня все поплыло перед глазами. Степа подхватила меня под руку. Рядом навзрыд плакала Алина, сквозь слезы не переставая спрашивать:

— Сергей Петрович, вы ведь их найдете?

— Найду, только давайте, женщины, возьмем себя в руки, ответим на мои вопросы, и я сразу брошусь их искать. Кто видел детей и во сколько?

— Я, — ответила я едва ворочающимся языком. — Это было приблизительно в половине третьего. Они бегали на спортивной площадке.

— Скажите, вы ссорились сегодня или накануне? Часто дети уходят или прячутся из-за обиды. Что-то подобное было?

— Нет. Мы не ссорились, — ответила за всех Степа.

— Может, вы заметили в их поведении что-нибудь необычное?

— Нет, дети как раз вели себя вполне обычно. Дело в другом, здесь… — Степа замолчала на полуслове, потом посмотрела на меня и Алину, как бы спрашивая у нас разрешение рассказать обо всей этой чертовщине, которая творится в квартире.

Воронков, заметив Степин взгляд, подтолкнул ее к признанию:

— Так что здесь происходит?

Я кивнула, дескать, давай выкладывай, какой смысл теперь утаивать. Ну подумает Воронков, что у нас не все в порядке с головой, так это не самое страшное в сегодняшней ситуации.

Степа вздохнула, наполнила грудь воздухом и открыла рот, чтобы выложить всю информацию обо всех странностях, происходящих здесь. Но только она успела сказать: «Это, Сергей Петрович, не квартира, а эпицентр нечистой силы, здесь такое происходит…», как в дверь настойчиво позвонили.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, я стрелой помчалась к двери и, не спрашивая: «Кто?», широко распахнула дверь.

На площадке этажа стояло двухметровое НЕЧТО в белом балахоне с прорезями для глаз и рта. Для выразительности дырки для глаз были обведены черным фломастером, а корявое отверстие для рта — губной помадой красно-коричневого цвета. Из-под балахона торчали Санькины ботинки. Голова этого НЕЧТО делала колебательные движения и протяжно подвывала:

— У-у-у!

Когда голова прекращала раскачиваться и Нечто растопыривало руки, тогда балахон взлетал вверх, и из-под белой простыни показывались Санькины коленки.

— У-у-у! Мы пришли забрать вас в царство мертвых. У-у-у! Трепещите!

— Сейчас вы у меня пищать будете, — пообещала я и сдернула простыню с головы Анюты.

На Санькиных плечах сидела моя дочь и весело хихикала. Санька держал ее за ноги и от натуги был красный, как только что сваренный рак. До сих пор удивляюсь, как он выдержал Анин вес. Наша с Олегом дочь совсем не худышка и весит наравне с Алининым сыном.

— Где пропадали, разбойники? — Алина подлетела к двери и сгоряча треснула Саньку мокрым полотенцем, которое до последнего момента лежало у нее на лбу.

Санька отпрянул, Аня не смогла удержать равновесие и полетела с его плеч вперед. Хорошо, что перед Санькой стояла я. Аня, падая, сбила меня с ног. Я не устояла и рухнула навзничь на пол в прихожей, очень кстати для Анюты — она без единого ушиба смогла приземлиться на меня.

— Ё-мое, что я наделала, — на радостях воскликнула Алина.

Анютка вскочила на ноги, неуклюже зацепила приставленную к стене четвертинку листа гипсокартона, которая тут же накрыла меня до пояса. Не понимая, что произошло, я продолжала лежать, распластанная по полу и придавленная гипсокартонном. Пошевелить рукой и ногой я не могла, меня словно парализовало.

— Что с ней? — спросил Воронков, прибежавший на шум.

— Может, «Скорую» вызвать? — в дверном проеме появилась голова Вероники Алексеевны, и тут же из-за спины хозяйки высунул свой нос Пуфик. — Я вот с прогулки иду, смотрю, вам, Мариночка, плохо. Вы лежите, лежите, а я мигом «Скорую» вызову.

— На этот раз, Вероника Алексеевна, обойдемся без вашей «Скорой» — так пройдет, — отвергла услуги соседки Алина. — Это у нее на нервной почве. Марина, вставай, не видишь, что ли, народ собирается. А вы, Вероника Алексеевна, идите, идите.

— Алина Николаевна, а вы уже из больницы вернулись? Подлечились? — полюбопытствовала соседка, никуда не собираясь уходить.

— Мне лечить нечего, — огрызнулась Алина. Вероника Алексеевна ее раздражала. Она бы с удовольствием отослала ее подальше, но в присутствии Воронкова не хотела выглядеть грубиянкой. Поэтому Алина, сдерживая себя, всего лишь сверкнула глазами в направлении приставучей соседки.

А та не унималась:

— Нет, точно надо «Скорую» вызвать. Одна моя приятельница на арбузной корке поскользнулась и позвоночник сломала, теперь даже на инвалидной коляске передвигаться не может. Кошмар! А годков ей не больше, чем Мариночке. В любом возрасте калекой можно стать.

Вероника Алексеевна определенно обладала даром внушения. Если до сих пор я чувствовала ноги и руки, только пошевелить ими из-за листа гипсокартона не могла, то теперь, после ее слов, абсолютно перестала ощущать свои конечности. Я запаниковала, и, как видно, все мои эмоции отразились на лице.

— Посмотрите, как ее скрючило. Это же паралич, — опять затянула свое Вероника Алексеевна. — Ох, бедняжечка. Кто же теперь ребеночка воспитает?

— Прекратите! — вспылила Алина. — Вас Пуфик заждался. Как бы он на сквозняке не простудился. А ты живо поднимайся! — это уже было сказано мне, и сказано во весь голос, да так, что я испугалась окрика Алины даже больше предполагаемого паралича.

Моя подруга сняла с меня кусок гипсокартона и поставила на место. Я сначала села, встряхнула головой, потом встала на четвереньки и, наконец, приняла вертикальное положение. Алина похлопала меня по плечу и надменно посмотрела на соседку.

— Что я вам говорила? Само прошло. А вы: «Скорую» надо вызвать». Да на ней пахать можно, только рявкнуть надо погромче. Все, до свидания, Вероника Алексеевна! — не дожидаясь ответа, Алина захлопнула дверь. — Вовремя ты поднялась, еще несколько минут, и она бы точно позвонила по «ноль-три». А где эти шалопаи? Что же они с матерями делают? Где их черти носили?

Алина пошла вразнос.