Честер пытался понять, на что Харвей рассчитывает. А, собственно, какие у них были улики против него? Струсил? Где доказательства? Есть одни только предположения. Преступление? Преднамеренное крушение, чтобы получить страховую премию за яхту? Возможно. Но где доказательства?

Зазвонил телефон. Это снова был агент «Ллойда». Он сообщил, что тщательно продумал предложение Честера и пришел к выводу, что информация, которую просит мистер Честер, не подвергает риску интересы фирмы. Дело в том, что шкипер Харвей числится в списке нежелательных клиентов с тех пор, как по невыясненным обстоятельствам погибла управляемая им яхта «Валлиент» и «Ллойд» был вынужден выплатить ему страховую премию в сорок тысяч долларов. Страховка яхты «Блюбелл» агентством «Ллойд» не производилась. Агент пожелал всего доброго мистеру Честеру.

Короткие гудки извещали об отбое, а Честер все держал трубку возле уха. После разговора с Буллитом и со Стариком он решил, что напал на причину гибели «Блюбелл»: Харвей в погоне за страховой премией потопил яхту, но, видимо, чего-то не рассчитал и в последний момент не сумел спасти жену и пассажиров…

Агент «Ллойда» теперь разрушил и эту версию.

Честер заметил недоуменный взгляд Харвея и положил телефонную трубку на место. Ему так хотелось сейчас схватить Харвея за грудь и потребовать:

— Выкладывай начистоту все!

Ну, а если тот не виноват ни в чем? Может же быть такое. В конце концов, известно, что капитана одного грузового парохода обвинили, будто он, находясь в пяти милях от гибнущего парохода «Титаник», не мог не видеть подаваемые с него сигналы, не пришел к нему на помощь. И только теперь, спустя пятьдесят лет, выяснилось, что грузовой пароход находился от «Титаника» не в пяти милях, а в тридцати и с него не могли видеть сигналов «Титаника».

Нет, следователю морской охраны нельзя спешить с выводами. Но разве он не старается найти истину?

— Послушайте, мистер Харвей, — обратился он снова к шкиперу. — Позавчера в ночь я ходил в море на нашем судне. И в точно указанных вами координатах гибели «Блюбелл» имитировал небольшой пожар.

Харвей оживился:

— Вот как?

Честер продолжал:

— Охрану и дежурных на маяке не предупредили, и все же, несмотря на неспокойное море, там заметили огонь сразу же. Вот акт, составленный на месте. Вы уверены, мистер Харвей, что указали точные координаты?

Харвей некоторое время исподлобья всматривался в лицо следователя. Затем подтвердил прежние свои показания и спросил, не удалось ли Честеру там, в море, найти что-либо с яхты? И к маяку тоже ничего не прибило?

Честер слушал его и думал, что если Харвей подтверждает координаты, то значит, во всем остальном он лжет. Но что он хотел скрыть?

Допрос прервал начальник. Он вызывал Честера к себе немедленно.

— У меня посетитель.

— Знаю, пусть подождет, — приказал Старик сердито.

— Вот что, Деви, — сказал начальник, когда Честер вошел к нему, — мне сейчас звонил один человек — это полковник Тейлор, я знаю его, он из Вашингтона. У него есть основания считать, что яхту «Блюбелл» потопил не шквал. Он уверяет, что яхта погибла от взрыва.

— Взорвалась?

— Не взорвалась, а была преступно взорвана. — Честер молча смотрел на начальника. Тот, глядя мимо него, продолжал: — Он утверждает, что Харвей по просьбе кубинских эмигрантов нелегально заходил в кубинские воды и передал их агентам, которые там действуют, взрывчатку. Что красные кубинцы пронюхали об этом и отомстили Харвею, подсунув ему на Багамах в трюм адскую машинку. Они даже знают, кто это сделал. У них якобы есть фотография этого парня.

— Кто он?

— Матрос Харвея, с которым он ушел на Багамы. А сейчас, по их данным, этот матрос объявился на Кубе, в Гаване. Вот так, Деви!

Честер сел в кресло, положил руки на подлокотники и спросил, словно рассуждая вслух:

— Какого черта Харвею нужно тогда выдумывать шквал?

Начальник махнул рукой, останавливая его, и заговорил, подражая голосу Честера:

— «Мистер Харвей, а как вы попали в кубинские воды? Вы знаете, что это запрещено? Ах, вы везли недозволенный груз? Но вы знаете, что это запрещено? Что президент твердо обещал русским не допускать больше подобных вылазок гражданами США? Придется дело передать в суд, и вас оштрафуют! О’кэй!» Так было бы? — спросил начальник, усмехаясь.

Честер нахмурился:

— Хорошо. А что хотят эти деятели?

— Чтобы мы отпустили Харвея с миром — раз. И, во-вторых, подтвердили, что Харвей соврал о шквале и, следовательно, они правы, когда говорят о подстроенном красными кубинцами взрыве… и подтвердили это корреспондентам газет.

— А пожар? Почему все-таки на маяке не видели пожара?

Начальник отпарировал:

— Взрыв мог расколоть яхту, и она сразу же пошла на дно...

Честер встал. Так, значит, это была политика. Погибли граждане Америки. Погибли дети. И все это дело рук красных…

— Красные ответят за это преступление, — сказал он жестко. — Мы должны, сэр, потребовать, чтобы матроса-террориста выдали нашему суду!

— Доказательства нужны, доказательства, — проскрипел Старик.

— Может быть, эти эмигранты нам помогут? Или этот полковник Тейлор?

— Может быть. Только связаться с ними нужно через третьих лиц.

По дороге в свой кабинет Честер размышлял, как подступиться к Харвею, чтобы тот перестал его опасаться. Сейчас он пытался представить себе Харвея в другом свете — мужественный солдат, он стойко переносил гибель жены и людей, взятых им на яхту. Но если он взял их с собой только для маскировки истинных целей рейса?

Вполне возможно, что Харвей был убежденным антикоммунистом и боролся с красными по-своему, не жалея ни себя, ни ближних, ни яхту. Вот и первая его яхта «Валлиент» была подожжена у побережья Кубы. И в Корее он сражался — а все знают, что это была война против красных…

Честер остановился возле окна в коридоре, но не видел ни голубого моря, ни судов.

Сколько раз он читал в журналах и видел фильмы о подвигах героев без имени, действовавших в интересах защиты Америки от коммунистической опасности. Харвей в этот раз даже не застраховал яхту, чтобы не привлечь внимания к своей вылазке.

Все, что раньше рисовало фигуру Харвея в черном цвете, начало принимать белоснежную окраску…

Правда, Харвей нарушил правила, но даже это обычно педантичный Честер готов был если не простить, то понять.

Единственное, с чем он не мог примириться, — с гибелью детей. Как мог Харвей взять пассажиров с тремя ребятами, зная,