Буллит встал, критически осмотрел башмаки — они лишились своего естественного фабричного блеска и зеркально сияли, как у деревенского модника. Такие могут не понравиться собаке...

Вдруг Эллис сказал:

— Харвей вышел... Выводит машину... Уезжает.

Мимо них, мягко шурша покрышками, прошла открытая автомашина. Впереди, небрежно держа рулевое колесо, с безмятежным видом сидел Харвей. С заднего сиденья таращился на прохожих пятнистый коричневый бульдог.

Едва машина отъехала, как из-за рекламного щита выехал на мотопеде смуглый парнишка и, тарахтя на всю улицу, понесся вслед. Позади на седле у него сидел негритенок лет семи...

— Это Максуэлл, — пояснил «агент № 1». — А Питер у него связной.

— Где достал эту «ракету»?

— Напрокат взяли…

Во дворе появилась служанка — худенькая девушка. В ее взгляде было выражение испуга и покорности. Еще до поездки в Нью-Йорк Буллит, расспрашивая почтальона и разносчика молока о семье Харвея, попутно узнал, что их горничная Гледис всего год назад приехала с дальней фермы, в городе еще не освоилась, в кино любит ходить только на фильмы про любовь и книг не читает.

Буллит предупредил:

— Если заметишь на улице опасность, свисти.

Тут Эллис увидел полицейского, неторопливо шагавшего в их сторону, и зашептал:

— Полиция...

Буллит, не оглядываясь, ответил:

— Все в порядке. — Он направился к дому Харвея и позвонил у калитки.

Горничная подошла к калитке в тот момент, когда с нею поравнялся полицейский. Она улыбнулась ему как старому знакомому, поздоровалась: «Здравствуйте, мистер Грегори» — и строго спросила Буллита, что ему нужно.

Буллит, не обращая внимания на девушку, обернулся к полицейскому и громко спросил:

— Все в порядке, Грегори?

— Так точно, сэр, — отрапортовал полицейский словно начальнику.

— Хорошо, Грегори! Идите, только будьте поблизости, вы можете понадобиться!

— Слушаю, сэр, — откозырял Грегори. Перед тем как отойти, просительно добавил: — Это Гледис, сэр, моя землячка. Она честная и послушная девушка. Она ни в чем не виновата.

— Хорошо, Грегори, сейчас я это узнаю. — Буллит приказал девушке отворить калитку. Та растерянно повиновалась. Буллит вошел во двор, взмахнул перед ее лицом редакционным удостоверением, пробормотал: — «ФБР», — выхватил из-под куртки фотоаппарат и, нацелив его на девушку, сделал моментальный снимок. Горничная зажмурилась. Буллит, не давая ей опомниться, заговорил с ней отрывисто и внушительно, словно деревенский шериф с преступником:

— Вот что, Гледис. Нам сообщили, что твой хозяин заодно с красными! С коммунистами! Ты поняла?! А ну, говори, что тебе известно! Или ты с ним заодно?!

У девушки на глазах появились слезы:

— Я ничего не знаю, сэр.

— Сейчас выясним, так ли это? А ну, покажи, где твой хозяин держит свои фотографии и бумаги! Быстро! Быстро! — И, подтолкнув девушку к дому, последовал за ней.

В комнате, видимо служившей кабинетом, репортер приказал Гледис открыть ящики письменного стола. Но среди бумаг и фотографий дневника, о котором рассказал Томсон, не оказалось. Репортер перелистал несколько старых блокнотов... Они были испещрены какими-то колонками цифр, без единого слова. Тут же лежали проспекты различных страховых компаний, компаний по продаже земли и домов.

Буллит еще раз оглядел комнату. В углу поблескивал матовой дверцей сейф, вделанный в стену. Ох, как зачесались руки у репортера. Но вскрыть сейф — означало посягнуть на частную собственность, и Буллит решил отступить, унося второстепенные трофеи.

— О чем он говорил с женой перед отъездом? — повернулся Буллит к Гледис.

Девушка начала вспоминать;

— О разном.

— Они ссорились?

— Да, да! Они ругались, сэр. Хозяин денег ей не давал — отцу

послать. Хозяйка обижалась. Сказала: раз так — не еду с тобой. Он стал ее умасливать и деньги пообещал. Только, мол, не оставляй меня одного.

— Про коммунистов они говорили?

— Н-не, — отрицательно замотала головой горничная.

— Но если ты нас обманываешь... — сказал Буллит, обшаривая глазами комнату. Он посмотрел на девушку, та опустила передник и послушно вытянула руки вдоль тела. Буллит потребовал показать, где хозяин хранит еще фотографии.

Отделанный тисненой кожей альбом, принесенный горничной, был полон снимков... разбомбленных и горящих городов. Снизу на многих из них были какие-то записи, цифры. Буллит сфотографировал наиболее эффектные из снимков и собирался осмотреть другие комнаты, когда с улицы донеслись тревожный свист Эллиса и трель полицейского свистка.

Еще не понимая, что это могло означать, Буллит бросился к открытому окну и осторожно выглянул из-за портьеры.

У калитки замер Грегори. На той стороне вскочил со своего места Эллис, и оба они смотрели в конец улицы, откуда подъезжал в своем автомобиле мистер Харвей с бульдогом.

Буллит почему-то вспомнил, что у бульдогов мертвая хватка, и они стараются вцепиться жертве в глотку...

Автомобиль замедлил ход. Буллиту уже виделось помещение суда, и он сам, искусанный, на скамье подсудимых... И газетные заголовки: «Репортер-авантюрист»…

Внезапно он увидел, как Харвей вытянул шею, разглядывая полицейского у своей калитки, скользнул взглядом по открытому окну дома и, не останавливая машины, все также медленно проехал дальше. Бульдог, удивленный поведением хозяина, гавкнул. Полицейский поднял руку со свистком, чтобы отдать честь, но в то же мгновение машина Харвея рванулась вперед на бешеной скорости и скрылась за ближайшим поворотом.

Буллит потер рукой возле сердца и боком пошел к дверям. Напоследок он пригрозил служанке:

— Хозяину ни слова. Поняла?

Увидев своего патрона, благополучно выскочившего со двора Харвея, Эллис весело застучал щетками.

Полицейский облегченно вздохнул, на всякий случай обшарил репортера глазами и, козырнув, ушел.

Буллит поспешил к ближайшей остановке автобуса... В редакции он попросил лаборанта срочно проявить отснятую им пленку и, почувствовав голод, отправился в кафетерий. По дороге пересчитал деньги: пожалуй, он мог себе позволить лишь чашку кофе. До получки оставалось еще три дня, и занять было не у кого. Этот чертов Грегори оказался чересчур дорогим соучастником.

Когда Буллит разыскал его утром и изложил свой план и просьбу, тот вначале заартачился.

— Только потому, что мы знакомы с вами давно, мистер Ральф, я не обижаюсь на вас, — бубнил Грегори. — А ведь я так и местом рискую.

Лишь услышав, что ему готовы «одолжить» пять долларов, он смягчился, запросил десять и напомнил, что, в случае успеха дела, он должен быть особо отмечен в репортаже.

— Я тут одному черномазому всыпал, чтобы в отель для