Филипп поставил своего коня рядом с де Леви и, окидывая Конрадина уничтожающим взглядом, произнес:

– Французы, как и я, их будущий сюзерен, в последнее время стали плохо понимать любые шутки…

Беатрис схватила Конрадина рукой за рукав его кольчуги и, подтянувшись в седле, что-то тихо шепнула ему, тот резко отдернул свою руку и, бледнея еще больше, выдавил из себя:

– Мы милостиво пропускаем вас через наши владения. Но, принц, мы повелеваем, чтобы ни один из ваших рыцарей или людей, состоящих в войске, не покупал ничего у населения!

Филипп понял, что выиграл этот поединок нервов и силы воли, своим напором, наглостью и смелостью подавив противника, усмехнулся и, сдерживая трубящую в нем гордость, ответил:

– Нам, как вооруженным паломникам христовым, позволено покупать все, что потребуется! Согласно Булле его святейшества папы, Римского…

– Папа Климент позорно бежал из Рима, испугавшись гнева обманутого им народа Италии! – Не удержавшись, выпалила разъяренная Беатрис.

Филипп смерил ее презрительным взглядом, посмотрел на Ги де Леви, сидящего в седле с вытянутым от неожиданной встречи лицом, бросил уничтожающий взгляд на Конрадина и, словно, не слыша выпада девушки, произнес:

– Принц, с каких, простите, пор позволяется встревать грязным девкам в разговор благородных сеньоров?!..

– Это… это… – замялся Конрадин, смущенно отводя глаза от Филиппа. – Это синьорина Беатрис де Анибальди…

– Да мне плевать, кто она такая! – Филипп начал расходиться, реально чувствуя свое моральное превосходство над собеседником. – Я – принц крови! Чтобы произнести хоть звук в моем присутствии, для начала, слезают с коня и преклоняют колени!..

Беатрис резко ударила шпорами по бокам своего коня, тот взвился на дыбы и резкими скачками понесся прочь. Конрадин тоскливыми глазами проводил ее, резко повернулся к Филиппу и ломающимся от волнения голосом сказал:

– Принц, кузен мой, Беатрис не просто девушка! Она моя подруга!..

– А я и не знал, что это сейчас так называется… – Филипп деланно расхохотался и похлопал растерявшегося Конрадина по плечу. – Кузен! Ох, поверьте мне на слово, сколько их еще будет в вашей жизни! У вас, насколько мне известно, есть практически готовая жена, к тому же, королевских кровей! Принцесса Елена Греческая, если я не ошибаюсь?!..

Конрадин молча закивал головой.

– Не надо переживать из-за истерики вашей взбалмошной подружки! – Филипп сменил интонации своего голоса на доверительные и слегка снисходительные нотки. – Девица исполнила свой долг – ну и вы не будьте простаком! Зачем вам эта глупая конфронтация с папой Климентом и римской курией?! Повинитесь и отправляйтесь со мной в крестовый поход! Вместе мы, клянусь, отвоюем Иерусалим, и я переговорю с батюшкой, чтобы он поставил именно вас королем в Святом Граде!..

– Мне надо подумать… – растерянно ответил Конрадин, у которого голова пошла кругом от резкой смены событий и напора принца Филиппа, раздавившего его своим внушительным и величественным видом, мощью голоса и боевым нахрапом бешено скачущего жеребца.

– Тогда, Конрадин, позвольте нам откланяться… – принц незаметно подмигнул Ги де Леви. – К несчастью для нас всех, мне надо торопиться в Неаполь…

Конрадин молча кивнул головой и, развернув своего коня, медленно поехал к рядам своего войска, застывшего в ожидании приказа к началу боя.

Филипп наклонился к де Леви и тихо прошептал:

– Спешно переходим на другой берег… – Он кивнул в сторону Конрадина. – Когда этот дурень поймет, что мы его облапошили и обвели вокруг пальца, как ребенка, нам надо прикрыться рекой…

– Вы, Филипп, станете великим королем! – Ги восхищенно посмотрел на него.

– А вы, мой наставник, как я понял, давненько без ума от этой белокурой бестии?.. – Филипп вспомнил о Беатрис. – Ничего не скажу – красивая, чертовка!.. – Он толкнул рыцаря локтем в бок и, подмигнув, произнес. – Сладкая, небось, в постели?..

Ги густо покраснел. Принц понял, что ляпнул лишнего, смутился и сказал:

– Простите, если позволил себе затронуть что-то личное и дорогое для вас, мессир Ги…

– Ничего, ваше высочество. Вы совершенно правы… – Ги понуро покачал головой. – Она до сих пор живет в моем сердце…

– Тогда, мессир, нам надо рвать отсюда, и как можно скорее! Как мне часто говаривала матушка – нет ничего страшнее, чем униженная и оскорбленная женщина! – Филипп снова бросил быстрый взгляд на ряды противника. – Неровен час, пальнет кто-нибудь по нам из арбалета! И тогда мы сможем повторить печальную судьбу Ришара Кёрдельон! Если не ошибаюсь, его уложил один из людей вашего покойного дедушки?.. – Принц подмигнул рыцарю, который смутился и растерянно посмотрел на него. – И к слову, тоже итальянских кровей. Простите. Но я был вынужден ознакомиться с частью секретных архивов…

Они молча развернули коней и подъехали к рядам своих воинов, застывших в напряжении возле кромки берега реки.

– Мессиры! Переходим на другой берег! Спешно и организованно! – Ги отдал приказ о начале переправы через Тибр.

Где-то посередине брода он повернул голову, бросил печальный взгляд на ряды противника, надеясь отыскать там белокурые волосы Беатрис, тяжело вздохнул и, посмотрев на принца, произнес:

– Тогда вы должны знать, что все мои предки верой и правдой служили королям Франции…

Филипп приобнял его за плечи и ответил:

– Да, мессир. Я знаю все. И о доблестном Годфруа де Леви, служившем Людовику Воителю, и о его сыне Филиппе, погибшем в Англии… – принц поклонился, вложив в свой жест все уважение и преклонение памяти славных предков рыцаря. – Нам, королевскому роду Гуго Капета, должно гордиться, что у нас есть такие верные мечи…

– Спасибо, принц… – тихо вымолвил Ги де Леви.

ГЛАВА XIV.   Господи! Наконец-то мы в Неаполе!   (Только, почему-то мало радости…)

Неаполь.13 января 1268г.

Тем не менее, Конрадин отчасти сдержал свое слово – отряду принца пришлось голодать, ведь на всем пути следования к границам королевства Обеих Сицилий они, лишь прилагая огромные усилия, часто даже с боем, покапали или отнимали жалкие крохи, способные лишь отчасти утолить голод среди войска. Кони еле передвигали копытами от усталости и нехватки овса, даже сухое сено, добытое фуражирами, стало несказанной радостью для конюших. Сухие прогорклые лепешки, да пара кусков солонины – вот все, что составляло дневной рацион рыцаря и пехотинца. Надо отдать должное принцу Филиппу, который строго настрого запретил своим слугам роскошествовать и передавал большую часть своих продуктов ослабевшим и больным воинам, частенько разговаривал с ними, просиживал возле костров и радовался вместе с рядовыми солдатами черствому куску хлеба. Воины по достоинству оценили такой искренний и величественный поступок принца крови и отвечали Филиппу терпением и верностью. Лишь с десяток особо слабых духом наемников,