– А когда я слышу тлинкитский?

Улыбка Жрицы стала шире.

– Очень хорошо. Андерхилл.

Все сказанное потрясло меня до самых глубин души, и я поддалась унынию. Я сжала губы в тонкую ниточку.

– А огромная волна, когда нас выбросило с корабля? Кто ею управлял?

– Тот самый. Он стремился сбить тебя с пути. Сделать тебя более уязвимой.

А я-то думала, что это Андерхилл подталкивает нас к двери.

– Андерхилл была ударами молнии.

Жрица кивнула.

– И она послала духа, чтобы тебя направить.

Призрачную женщину, которая велела мне прикоснуться к Лану. Я сглотнула.

– Все остальное… дикие фейри, гиганты, гниющие безумные… дело рук того самого парня?

– Верно. – Жрица снова откинулась на спинку стула, собираясь продолжить, но ее перебил Фаолан:

– Вы сказали, что Андерхилл не станет действовать в его присутствии. – Он глянул на меня. – Здесь я могу прикасаться к Каллик. Почему так?

Девон хмыкнула.

– А зачем Андерхилл общаться с вами, когда вы уже здесь?

Жрица шикнула на нее, но та лишь пожала плечами.

Общаться? Этого, что ли, добивалась Андерхилл?

– Если я нужна ей здесь, то зачем было пытаться меня прикончить, когда я сюда попала?

Теперь усмехнулись уже обе, и Жрица, и Девон.

– Смешная шутка? – процедил Лан.

– Андерхилл обожает свои проверки, – ответила кровавая фейри. – Вы их прошли. Она, конечно, осознает, что люди меняются почти столь же быстро, сколь ее пейзаж. Отсюда и такая любовь к проверкам – их вы запомните надолго.

Я нахмурилась.

– Полагаю, что же именно она пытается нам донести, вы не скажете?

После этих слов каменным стало даже лицо Девон.

Великолепно. Я вздохнула.

– И кто же этот таинственный некто, думаю, вы тоже не скажете.

– А это я могу тебе раскрыть, Одуванчик.

Я изумленно распахнула глаза.

– Правда?

Ох, богиня, все эти дела с ясновидением явно чертовски сложная штука.

Жрица помолчала, глядя в свою чашку с чаем.

– Чтобы понять, вам нужно услышать историю целиком. Пятьдесят лет назад на Унимаке жил фейри, которому благоволила королева Неблагих за острый ум, внимание к деталям и силу музыки. Он был ее другом и доверенным. Но имейте в виду, тогда она только села на трон и еще много училась, но этому фейри она полностью доверяла. Правда, когда он попросил ее руки, королева отказала. Она не желала сочетаться браком с мужчиной. Ни с каким. Ибо трон принадлежал лишь ей одной. – Жрица улыбнулась. – Уже тогда была злюкой.

– И? – спросила я, когда тишина затянулась.

Старая фейри провела пальцем по краю чашки.

– Некоторое время он оставался с ней, утверждая, что дружбы достаточно. Они были очень близки. Но постепенно остальные в окружении Елисаваны заметили перемены. Прежде она никогда не была несправедливой или неблагоразумной, но ради него она изменяла моральным принципам. Воздыхатель пичкал ее дурманящими травами.

В голове вспыхнуло единственное воспоминание.

Он жестом пригласил меня сесть напротив, и я подошла к грубой деревянной скамье у камина, судя по размеру, предназначавшейся не для гигантов. От каменной чаши, стоящей на дровах, поднимался пар, и он показал на нее трубкой.

«Это не что иное, как горячий чай, настоянный на травах и меде. У меня слабость к травам. Мне бы хотелось услышать твои соображения по поводу смеси».

Нет.

Лан, сидящий рядом, напрягся, но Жрица подняла руку.

– Вижу, вы уже поняли, о ком я веду речь, но позвольте мне закончить. Юного фейри попросили покинуть Неблагую сторону Унимака, но из-за его силы, могущества и острого ума ему предложили место при Благом дворе. Необычно, но не неслыханно. Он завоевал расположение короля – твоего отца, Каллик, – ведь он тоже был молод и недавно взошел на престол. Повторился тот же сценарий, и когда фейри попытался взять под контроль короля, его наконец изгнали с Унимака. Однако перед отплытием он проклял остров. Фейри поклялся, что, если однажды его не провозгласят правителем, воцарится безумие. Он произнес эти слова во время зимнего солнцестояния и объявил их пророческими.

В день солнцестояния оба двора собирались на противоположных берегах реки, чтобы проводить старый год песнями. А значит, он собрал «полный зал».

У меня так отвисла челюсть, что чуть не стукнулась о стол.

Жрица перевела взгляд на меня.

– Он был и остается Неблагим, Каллик. Что происходит, когда Неблагой взывает к магии?

Мое сердце заколотилось со скоростью тысячи ударов в минуту.

– Цена ее – смерть.

– А если он решит черпать силу у другого фейри?

Жрица задала этот вопрос легко и небрежно, но меня пронзил небывалый ужас. Сотворить такое означало нарушить наши главнейшие законы. Совершить отвратительное, наихудшее преступление, на какое только мог пойти фейри.

Мой разум вдруг зацепился за осознание, которого не мог достичь, слишком поглощенный ложью. Посеревшие фейри, запертые в убежище, умирали вовсе не от безумия.

Они умирали от того, что их вычерпывали.

– Он использует свою силу, чтобы сеять безумие среди изгоев, – продолжила Жрица. – И высасывает из этих же фейри жизнь, чтобы подпитывать свою жестокую мощь.

Цинт ахнула, у меня свело живот. Лан стиснул мою свободную руку под столом. Я едва ощутила прикосновение за всем ужасом и потрясением, бушевавшими у меня в голове. Такого просто не может быть. Жрица наверняка имела в виду что-то другое. Кого-то другого.

Однако она подалась вперед.

– Ты же понимаешь, о ком я, не так ли?

Я затрясла головой, отрицая все, хотя чувствовала, как от кошмарной правды сводит желудок, будто я съела что-то плохое.

Он добр.

Он меня наставлял.

Защищал, когда у меня больше никого не было.

Защищал всех изгоев Треугольника.

Это не мог быть Рубезаль.

22

– У меня голова так кругом идет, что кажется, будто я упустила что-то важное, – глядя на цветущий луг, призналась я, когда сзади подошла Цинт. У нее была резвая походка, порожденная многочасовым пребыванием на оживленных кухнях.

Подруга уселась рядом.

– Вот поэтому я и не вслушивалась в детали. Главное – вывод, что миру может наступить конец и только ты можешь все предотвратить.

Я фыркнула. Ну… типа того.

– Тогда очень надеюсь, что Жрица выдаст мне инструкцию. До сих пор мне удавалось все только просирать.

Пожав плечами, Цинт заговорила мягче:

– Может, дело было в том, что тебя направлял Руби. Он был с тобой, с нами, на каждом шагу. Сколько решений мы вообще приняли бы самостоятельно?

Меж бровей залегла морщинка. Я никак не могла уложить все в голове. Мы же говорили о Руби – о защитнике изгоев. Ну разумеется, его биография объясняла некоторые моменты, и