Армия не могла избежать судьбы, уже постигшей все общество. Ценнейшее свидетельство на сей счет — записи разговоров с Молотовым, сделанные поэтом Феликсом Чуевым. В подлинности суждений бывшего председателя Совнаркома сомневаться не приходится. То, что другим кажется преступлением, Феликс Чуев полагал за добродетель, поэтому ничего не приукрашивал, записывал монологи Молотова дословно.

Вячеслав Михайлович и сорок лет спустя продолжал говорить, что считает Тухачевского «очень опасным военным заговорщиком, которого только в последнюю минуту поймали».

Что же Молотов считал главным преступлением Тухачевского?

— Создавал группу антисоветскую, — ответил Вячеслав Михайлович.

— Но ему приписывали, что он был немецким шпионом, — подал реплику Феликс Чуев.

Если бы существовало досье, указывавшее на связь Тухачевского с немецким Генеральным штабом, мог ли Молотов, в предвоенные годы второй после Сталина человек в кремлевской иерархии, не знать о нем? Память у Молотова была прекрасная. Но он не обнаружил знакомства с немецким досье. Вот что он ответил:

— До 1935 года Тухачевский побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936-го или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И откладывать никак не мог. И ничего другого, кроме как опереться на немцев. Так что это правдоподобно...

Точное слово нашел Вячеслав Михайлович Молотов: «правдоподобно». То есть все это — липа, но сделали так, что люди поверили. На Лубянке были большие мастера по этой части.

Рапорт Артузова

Контрразведывательные подразделения госбезопасности взяли на оперативный учет Тухачевского и многих других военачальников после того, как убрали из армии Троцкого. Всех, кого он выдвинул в Гражданскую войну, сочли «неблагонадежными». К Тухачевскому сразу приклеили ярлык «бонапартиста»...

Страх перед военными был сильным.

Маршал Матвей Васильевич Захаров вспоминал, как в 1925 году он, молодой командир, поступал в Военную академию РККА. Председателем мандатной комиссии был Ворошилов. Один из членов комиссии, заместитель начальника политуправления Красной армии Михаил Маркович Ланда, спросил:

— Как, может быть у нас в стране бонапартизм?

«Я был молодой, горячий, — вспоминал Захаров, — и на этот возмутительный вопрос буквально ударил кулаком по столу и резко ответил: какой может быть бонапартизм? У нас руководящей силой в стране является партия.

Климент Ефремович, повернувшись к Ланде, сказал:

— Что, съел?»

В 1937 году армейского комиссара 2-го ранга Ланду, который к тому времени был ответственным редактором газеты «Красная звезда», арестовали как участника антисоветского военно-фашистского военного заговора и на следующий год расстреляли. Но ни в 1925-м, ни в 1937-м опасности военного заговора не существовало...

Разработка Тухачевского продолжалась годами. Его, как и других видных военачальников, плотно окружали осведомители НКВД. Причем некоторые их сообщения были фантастическими.

Агент Зайончковская, дочь бывшего генерала царской армии, который тоже стал агентом ОГПУ (это было своего рода семейное дело), сообщила своим начальникам в 1934 году:

«Из среды военной должен раздаться выстрел в Сталина... Выстрел этот должен быть сделан в Москве и лицом, имеющим возможность близко подойти к т. Сталину или находиться вблизи его по роду своих служебных обязанностей».

Тогдашний начальник особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД Марк Исаевич Гай написал на донесении:

«Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума».

Несмотря на мнение главного военного контрразведчика, донесения Зайончковский продолжали ложиться в дело Тухачевского. Сотрудники военной контрразведки неустанно искали в военной среде заговорщиков. Уверенность в том, что бывшие царские офицеры не могут не замышлять военного переворота против советской власти, не покидала чекистов.

В одном из документов, отправленных НКВД руководству страны, говорилось:

«В РККА преимущественно в высших учреждениях на службе состоит значительное количество бывшего кадрового офицерства. Эта категория военспецов является по своему бывшему и социальному положению наиболее чуждой Советской власти... Все они ждут падения Советской власти».

Когда-то руководители Советской России приложили огромные усилия, чтобы привлечь на свою сторону бывших офицеров. Теперь они воспринимались как обуза.

Бывший генерал-лейтенант Белой армии Яков Александрович Слащев и ряд его офицеров в ноябре 1921 года вернулись в Россию. Это была большая пропагандистская победа советской власти. Слащева сделали преподавателем Стрелково-тактических курсов усовершенствования командного состава РККА «Выстрел».

На публике к нему относились демонстративно уважительно, надеясь, что и другие белые офицеры признают советскую власть и вернутся в Россию. Не потому, что они были нужны, а потому, что многочисленная русская эмиграция казалась советскому руководству опасной силой.

Но в реальности Слащеву не доверяли. И начальника его личного конвоя полковника Мстислава Мезерницкого, который вернулся вместе с ним, завербовали в секретные сотрудники контрразведывательного отдела ГПУ с тем, чтобы он следил за бывшим генералом.

27 декабря 1923 года начальник 6-го отделения контрразведывательного отдела ОГПУ Игнатий Сосновский доложил начальству со слов своего осведомителя, что к Слащеву приходил «бывший помещик и активный монархист» Вадим Михайлович Корольков, который сказал, что действует от имени крупной контрреволюционной организации.

Игнатий Сосновский (Добржинский) был перевербованный чекистами резидент польской разведки в Москве. Его арестовали летом 1920 года. Допрашивал его лично Дзержинский и обещал отпустить домой, если Сосновский даст честное слово не работать против России. Сосновский стал давать показания, а в конце концов согласился сотрудничать с ВЧК. Его не только освободили, но и взяли в кадры госбезопасности. Это редчайший случай в истории секретных служб.

Относительно судьбы Сосновского председатель ВЧК советовался с Лениным и потом рекомендовал польскому бюро ЦК принять Сосновского в партию.

Игнатий Игнатьевич, как его стали называть, новым хозяевам служил рьяно и сделал большую карьеру в чекистском аппарате — стал заместителем начальника особого отдела, получил генеральское звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. Сосновский старался и успешно находил врагов там, где их и в помине не было. Он засылал своих агентов в военную среду и принимал донесения с самыми нелепыми обвинениями в адрес крупных военачальников.

Сосновский докладывал своему начальству:

«Корольков считает, что быстро назревают события, при которых белым будет необходимо и объективно возможно совершить переворот. При этом Корольков сказал, что техническая подготовка к этому перевороту проводится за крупные французские деньги.

Переворот должна совершить Красная армия, направленная военной организацией, уже достаточно сформированной в ее составе».

Корольков говорил, что не определена только фигура будущего диктатора России. Павел Павлович Лебедев, бывший генерал царской армии, который в 1919—1924 годах был начальником Полевого штаба РККА, «достаточно обработан», но на первую роль не годится. Не согласится ли возглавить военный заговор популярный в стране и известный эмиграции Яков Александрович Слащев?..

ОГПУ поручило Слащеву откликнуться на