Шрифт:
Закладка:
На крутом берегу Туры — просторный дом. Мишель живёт с друзьями в нём.
Кто его друзья? Сейчас отвечу я. Это…
Красноносый. Непромокаемый Чапа Лапа Га-Га-Га — со своим семейством.
Крикун и задира Кука Река Ку-Ку-Ку с женой и малышами.
Всегда голодный, вечно сонный Рюх Ух Тюх с семью рюхухтюхтятками и их мамой.
И рогатый бородатый проказник Бемекл с Бемеклихой и бемеклятами.
Кто они?
Сейчас узнаешь, коли дальше прочитаешь.
Чапа Лапа Га-Га-Га
Сперва давай послушаем его песенку. Песенку о себе…
Я стою на берегу,
Я стою и ни гугу.
Я стою и жду, когда
Подойдёт ко мне вода…
Вот тогда поплаваю.
Я стою на бережке,
На зелёненьком лужке.
Я стою, не шевелюсь,
Речку жду и не дождусь…
А купаться хочется.
Я в Тюмени первый Гусь,
Потому не шевелюсь.
Хоть и недалечко
Бьёт волною речка.
Но ко мне не движется.
Греет солнышко. Жара.
Мне нырнуть давно пора.
Чтобы охладиться.
Да ещё напиться.
Но река ни с места.
Я застыл на берегу.
Сделать шаг бы. Не могу.
Всё равно реку дождусь.
Я ведь знаменитый Гусь —
Чапа Лапа Га-Га-Га…
Видишь, каков гордец! Какой упрямец! Этот самый Чапа Лапа Га-Га-га.
Его спина, шея, грудь, живот — всё белое-пребелое. А уж крылья — из белых белые. Сверкают на солнце, как молодой снег.
Правда, однажды Чапа Лапа Га-Га-Га был чёрным, как грач или ворона. Но это было лишь однажды.
И вот почему…
За горошницей
Как-то Чапа Лапа Га-Га-Га с речки домой чапал. Шагал неспешно. Вразвалочку. Шёл, подставив солнышку белую спину, белейший бок и белоснежную грудь.
Шёл да думал: «Вот приду сейчас домой, а там ждёт меня вкусный обед…»
Вдруг остановился.
Принюхался.
Блаженно зажмурился.
Причмокнул.
Откуда-то тянуло ароматом разваренного гороха. Чапа Лапа Га-Га-Га страсть как любил горошницу. Мог в один присест слопать полную тарелку. А если с подсолнечным либо с конопляным маслом, то и две тарелки съедал за обед.
— Фу-ты! Ну-ты! Лапти гнуты. Нет покою ни минуты! — Чапа Лапа произнёс, повернув на запах нос.
Нос у Чапы Лапы Га-Га-Га длинный. Широкий. Приплюснутый. И красный.
Поводил он носом по сторонам. Принюхался. Вобрал в себя гороховый дух, длинно выдохнул:
— У-ух-х! Давно пора бы пообедать. Хочу горошницы отведать.
А он упрямец. Он — гордец. Коли решил, тогда конец. Хоть разобьётся, но добьётся.
Поглубже снова втянул аппетитный пряный дух свежей горошницы да и пошёл по запаху, как собака по следу.
Шёл-шёл, к дому подошёл.
Обошёл дом кругом — окна все закрыты в нём.
В подворотню сунул нос — на него залаял пёс.
Как же в этот дом залезть, чтоб горошницы поесть?
Чапа Лапа Га-Га-Га отступил чуток от дома. Разбежался и… взлетел.
Он ведь Гусь. А гуси летают. Ещё как!..
Крылья широкие. Взмах могуч. Он бы легко долетел и до туч. Но на туче не ждёт обед. Ведь на туче горошницы нет. Потому-что, поднявшись до крыши, он и не полетел выше.
Лапы у него — широкие, перепончатые, ну прямо лапти. По железной крыше он не шёл, а чапал.
Чап…
Чап…
Чап…
Чап…
Дочапал до печной трубы. Сунул нос в трубу и… обмер. Даже голова закружилась, так сладко пахло разваренным, маслом политым горохом.
«Значит, горошница стоит на шестке», — решил Чапа Лапа Га-Га-Га.
Подпрыгнул и… нырнул в трубу.
А труба-то узкая. Сажи на стенках наросло… жуть! Будто чёрные водоросли оплели кирпичи. И, продираясь сквозь эту черноту, Чапа Лапа Га-Га-Га мигом перекрасился, став из белого чёрным.
Но главная неприятность — он застрял в трубе, заткнув её, как пробка затыкает бутылочное горлышко. Заткнул — и ни с места.
Чихал.
Кашлял.
Сопел и кряхтел.
Но ни с места.
Испугался и ну головой вертеть. Лапами бить. Крыльями шевелить. А потом — крутнулся волчком. Сделал рывок и пал на шесток.
Прыгнул он в трубу белым Гусем, а выпал чёрной Вороной. Черней большущего чугуна, в котором и благоухала тёплая, сочная, разваристая горошница.
Чапа Лапа Га-Га-Га подскочил к чугуну и давай горошницу уплетать. Ест да похваливает:
— Ой, вкусна!.. Ах, сытна!.. Скоро съем чугун до дна…
Расплата
Чапа Лапа Га-Га-Га насытился. Теперь он выбирал только самые крупные горошины. Неспешно подхватывал их клювом. Неторопливо глотал. Подумывая, где бы прилечь да соснуть часок-другой.
А в это время… Рыжий Котище… Зубастый ротище… Во-от такой хвостище… Длиннющие когтищи… Неслышно и неприметно подкрадывался к шестку, на котором пировал Чапа Лапа Га-Га-Га.
Подкрался Рыжий Котище. Выгнул спину. Подобрал лапы. Да ка-а-ак прыгнет на шесток.
— Держи вора!.. Лови вора! — завопил Рыжий Котище.
Еле успел Чапа Лапа Га-Га-Га выскользнуть из кошачьих когтей, увернуться от кошачьих зубов.
Скакнул он с шестка на стол. Тут его и увидела сердитая хозяйка. Схватила она скалку и прихлопнула бы Чапу Лапу Га-Га-Га, если б тот не перелетел в горенку.
Началась погоня-свалка. В воздухе мелькает скалка. Скачет Кот, разиня рот. Не мяукает — орёт:
— Держи вора!.. Лови вора!..
Два горшка упали с полки. Разлетелись на осколки. Рухнул фикус с табуретки. Вылетел скворец из клетки. Из распоротой перины белый пух летит на пол. Перевёрнута корзина. Опрокинут круглый стол. От удара балалайка разлетелась на куски.
Ах! — воскликнула хозяйка. И схватилась за виски. Со стены ружьё сняла. Быстренько курок взвела.
Чапа Лапа крикнул «мама!». Чапа Лапа грудью в раму. Вышиб стёкла. Пал в кустах. А ему вослед б-б-ба-бах!!
Хромая да охая, приседая да кашляя, Чапа Лапа Га-Га-Га еле доковылял до родного дома.
Был он грязный и лохматый. Весь ощипанный, помятый. Нос расквашен. Глаз подбит. Лапа правая болит. Под крылом торчат занозы. На глазах блистают слёзы.
Встал, качаясь, у дверей:
— Отворите же скорей. Ради бога отворите. В дом несчастного впустите. А не то вот
