Шрифт:
Закладка:
Ему не удалось осуществить свою мечту, не удалось пройти железным маршем до самых границ обитаемого мира, не удалось привести свои фаланги к берегам Мирового океана, гигантской петлей охватывающего землю, но не только в этом была причина его неясной печали.
Александр чувствовал, что земной его путь близится к завершению, что этот путь закончится здесь, в Вавилоне, что он больше не увидит бедные и прекрасные горы своей родной Македонии…
Впереди на дороге появилась пышная процессия – это вавилонский царь, жалкий, безвольный человек, привыкший пресмыкаться перед победителями, то перед полудикими эламскими вождями, то перед высокомерными халдейскими князьями, то перед царями персов, то перед непобедимым полководцем Запада, вышел со своей свитой навстречу македонскому владыке.
Александр на какой-то краткий миг почувствовал зависть к вавилонянину – он живет в своем богатом и цветущем городе, озабоченный только его процветанием и сохранением собственной жалкой власти, его не мучает мечта о несбыточном, не гонит за горизонт жажда неведомого…
Но эта минута слабости быстро миновала: Александр понял, что только великая, несбыточная цель делает его жизнь осмысленной, и пусть его жизнь скоро оборвется – он прожил ее не зря.
Не зря в народе бытует пословица: пока толстый сохнет – худой сдохнет. Применительно к тем двум, что похитили Антонину у дверей банка, она оказалась справедливой. Ибо худой напарник толстого бандита, тщедушный Николай, не выдержал удара кнутом, который, очевидно, рассек сонную артерию, и истек кровью прямо на полу склада. Толстый же его приятель, по имени Анатолий, вышел из передряги хоть и в несколько потрепанном виде, но все же живым. Кожаный кнут запутался в нескольких его жирных подбородках и не нанес особого вреда, хотя очухался толстый нескоро, только когда в дверь склада требовательно постучали.
Анатолий пошевелился и попробовал встать. Это ему не удалось, тогда он ощупал себя и посидел немного, осознавая собственное состояние. Получалось, что вроде бы все не так плохо, чего не скажешь о напарнике. Он лежал рядом на полу в луже подсыхающей крови. А у толстого только распухла шея, так что больно было глотать, да еще на руке обнаружился багровый рубец от удара кнутом.
Стук в дверь усилился, и толстый, кряхтя и постанывая, поднялся и пошел открывать. Идти пришлось далеко, потому что помещение склада оказалось довольно большим. По дороге Анатолий споткнулся о странную конструкцию, к которой они пристегивали ту девку, ушиб ногу и упал с жутким грохотом, опрокинув на себя стеллаж с коробками. Хорошо, что они были пустыми. Но пока он выбирался, дверь едва не выломали.
Уже у самой двери толстый хватился ключа. Его нигде не было. Очевидно, те двое, что напали на него с напарником, заперли их, воспользовавшись этим же ключом.
– Открывай! – донеслось из-за двери. – Открывай быстро, а то стрелять будем!
– Стрелять они будут, – ворчал толстый, оглядываясь. – Что ж вы раньше не стреляли?
С трудом наклонившись, он подобрал валявшийся на полу мясницкий нож и с размаху жахнул им по замку.
В дверь тут же влетели двое парней с оружием на изготовку, за ними, не торопясь, вошел человек в хорошо сшитом темном костюме, с темными волосами и чуть раскосыми глазами.
– Ну? – спросил он спокойно. – Где она?
«А то ты не видишь… – злобно подумал толстый, – а то ты не знаешь, что сбежала…»
Вслух он, однако, этого не сказал, но тот, второй, понял и сказал вроде бы с сожалением:
– Стареешь, Толик. Тебе было велено всего-то девицу возле банка забрать, сюда привезти и язык ей развязать. Кто такая, кто ее в банк послал, какое отношение она к Лидии Воробьевой имеет, а самое главное – что в той ячейке было? А ты что? Ничего не выяснил, проваландался с ней зря, да еще и упустил в придачу! Стареешь, Толик, очень я тобой недоволен.
– Недоволен он… – засопел Толик и, хотя понимал, что и правда облажался, все-таки не выдержал: – А ты, когда задачу передо мной ставил, не говорил, что за девкой такие типы присматривают! Ты говорил, она никто и звать ее никак, просто шестерка, которую наняли кое-что тут разведать. Лидка, дескать, баба умная, сама светиться не станет, пошлет вместо себя постороннего человека! Вот как ты говорил! А оказалось что?
Его собеседник нахмурился, отчего его чуть раскосые глаза превратились в щелочки, но толстого уже понесло:
– Что Лидка Воробьева – баба умная, это все знают, раз тогда, в Вейске, сумела тебя вокруг пальца обвести. Это ж надо – одна баба всех обманула, одного лоха под зону подвела, другого при пиковом интересе оставила, а денежки-то прикарманила. Да так ловко, что и не найти ее! Ушла она с концами!
– Не ушла… – очень тихо сказал его собеседник и блеснул глазами, – не могла она уйти…
– Ага, три года прошло. И где она? – агрессивно возразил толстый, но взглянул в глаза-щелочки и замолчал.
– По делу говори! – спокойно велел раскосый. – Удалось что-нибудь выяснить у этой девки?
– Ну… по паспорту она жена этого самого Шерстоухова и прописана там же…
– Это я еще в банке выяснил, – раскосый снова презрительно сощурился. – Что она из ячейки взяла?
– Сказала, что ничего там не было…
– Ага, а за каким чертом она туда ходила? Если вы ее обыскали и ничего при ней не нашли, то где она это спрятала? Ничего не выяснили, проваландались тут со своими психологическими методами… Этот идиот, – он пренебрежительно пнул ногой труп Николая, – небось крысу свою ей подсовывал…
Как бы в ответ на его слова мелькнула серая хвостатая тень, и большая крыса выскочила из угла и пробежала по ноге охранника. Тот вздрогнул, посмотрел вниз и, увидев крысу, взвизгнул, как женщина. Крыса, точнее, крыс Василий Васильевич нисколько не испугался, он просто перебегал из одного угла комнаты в другой по своим крысиным делам. Парень с испугу выхватил пистолет и выстрелил крысе вслед. Не попал, конечно, но от грохота вздрогнули все, и второй охранник, очнувшись от ступора, тоже начал стрелять.
– Отставить! – заорал хозяин. – Прекратите, идиоты! И так уже нашумели тут, еще полицию кто вызовет! Пошли вон отсюда оба! И этого жмурика заберите!
Через минуту в помещении стало тихо. Толик, сердито сопя, уселся в то же кресло, где была привязана давешняя девица.
– Так что ты можешь сказать про тех, кто девку у тебя забрал? – спросил
