стала использоваться в основном для выявления и импичмента недостойных чиновников, а не для оценки и критики императоров, "способствуя росту императорской автократии" (92). Однако существовали и другие каналы связи, позволявшие подданным оценивать действия правителя, в частности "Подлинные записи". Это был официальный придворный бюллетень, позволявший ознакомиться с ходом обсуждений в высших советах. Канцелярия по контролю за личным составом могла отклонять мемориалы, такие как эдикты и другие послания, исходящие от императора и дворца, если они считались "неуместными или неразумными" (95).

Центральной идеологической установкой императоров династии Мин было "активное продвижение идеологической ортодоксии, основанной на неоконфуцианстве" (Farmer 1976: 6). В конфуцианской системе правление династии считалось легитимным - то есть имело мандат Неба - в той мере, в какой династия была способна поддерживать внутренний порядок и защищать государство от внешнего вторжения. Эти услуги правителя рассматривались как основа для соблюдения налогоплательщиками того, что Марк Элвин (1973: 43) характеризует как "моральное единство" политического сообщества. Кроме того, считалось, что социальный порядок "процветает или погибает в результате гармоничных или дисгармоничных отношений с окружающим космосом" (Taylor 1998: 840), а космос реагирует на действия людей, включая жертвоприношения и молитвы императора. Таким образом, официальная религия представляла собой определенную последовательность публичных обрядов, организованных бюрократическими структурами, включая Бюро жертвоприношений, Министерство обрядов и Суд императорских жертвоприношений. Императоры не были сакрализованы, но они участвовали в некоторых из этих обрядов.

Император получал мандат на правление с небес, но подтвердить его можно было только через жертвоприношения и "жизнь как человек благочестивый"; кроме того, мандат мог быть отозван за аморальное поведение или отсутствие "продемонстрированных достижений" (Farmer 1976: 98). Соответственно, высшие чиновники гражданской службы имели право критиковать императора. Однако эта система была несовершенна, так как в некоторых случаях императоры отвечали на критику "террором в отношении государственной службы" и публичными наказаниями чиновников (Hucker 1998: 53). Очевидно, что правители династии Мин, начиная с основателя династии, хотя и придерживались в основном конфуцианских идей, иногда вступали в противоречие с высшими конфуцианскими чиновниками. Например, в некоторых случаях император Юн-ло возлагал важные обязанности на евнухов императорского дома, тем самым обходя конфуцианских чиновников высокобюрократизированной гражданской администрации.

Существовали некоторые ограничения на контроль императора над материальными ресурсами. Согласно конфуцианским догмам, они не должны были обогащаться за счет торговли или других форм извлечения прибыли. Считалось, что это не соответствует возвышенному статусу человека, обладающего властью, который должен проявлять "отсутствие эгоизма" и "бережливость" (например, Elvin 1973: 46). Правители не имели прямого контроля над богатством государства; фактически, казна предоставляла им один миллион таэлей серебра в год на дворцовые расходы, такие как жалованье столичным офицерам. Уровень жизни императора был намного выше, чем у других членов общества. Тем не менее, первый император династии Мин установил политику "бережливости... которую должны были практиковать все, начиная с монарха и заканчивая его самыми низкими подданными" (Huang 1998: 107). Например, в то время как огромные ресурсы были потрачены на строительство новых столиц и дворцовых комплексов в Фэнъяне и Нанкине, правитель критиковал архитекторов за предложение чрезмерно украшенного дворца в последнем месте.

Лози (Южная Африка, 1864-1900 гг. н.э., 15)

В культуре лози идеальный правитель был "мудрым, мягким и нежным" (Gluckman 1961: 54), и хотя все баротсе (лози и подвластные племена) были обязаны подчиняться правителю, подданные имели право "требовать помощи и защиты короля", выражать свое мнение и получать от него ресурсы, включая землю (Gluckman 1961: 20, 43). Взаимоотношения между правителем и подданными выражались в родовых терминах, где правитель выступал в роли "родителя". В то же время правитель был "слугой народа" (Prins 1980: 71), выражая тем самым тему "симбиоза, взаимной ответственности" (Prins 1980: 118). Кроме того, структурная история Лози определяет чередование хороших и плохих правителей, очевидно, в качестве своеобразного морального ориентира в отношении того, что представляет собой правильное правление. Эти моральные требования, по-видимому, повлияли на институты управления. Например, правители Лози заявляли о своем происхождении по мужской линии от первого короля Мбоо. Но оперативная теория управления в своей совокупности сдерживала власть законного правителя с голосом народа, который лучше всего был представлен должностью нгамбела (вождя совета). Это был простолюдин, которого высоко ценили в обществе как представителя народа и от которого "[ожидалось], что он будет сдерживать и упрекать короля наедине" (Gluckman 1961: 45-46).

Открытых ограничений на контроль правителей над материальными ресурсами выявить не удалось, но мы чувствуем, что правители должны были быть осторожны в использовании богатства. Ожидалось, что они будут избегать демонстрации богатства, а вместо этого будут демонстрировать "качество щедрости", раздавая еду и товары, включая ткани и скот (Gluckman 1961: 14). Кроме того, они должны были посещать места, где действия правителя становились публичными или полупубличными; например, принятие решений на заседаниях правительственного совета требовало "полного и свободного обсуждения" (Gluckman 1961: 41). Ритуальные мероприятия также выводили правителя на всеобщее обозрение. Правитель был на виду у политического сообщества во время ежегодного перемещения всех людей, как один, из поймы верхнего течения реки Замбези (чтобы избежать ежегодного наводнения). В это время тщательно продуманные церемонии предшествовали процессионному перемещению правителя из его пойменной столицы в столицу сезона наводнений на королевской барже, для которой собирались компоненты из разных частей государства и во время которой играли "национальные барабаны", представлявшие народ.

С помощью сложного ритуала инсталляции правитель превращался в более могущественное духовное существо (Prins 1980: 120-21). После смерти правителя все костры гасли до тех пор, пока жрец в каждой деревне не зажигал новый огонь. Королевские захоронения и кенотафы были священными местами, причем умершие правители даже сохраняли некоторую духовную силу и подношения, сделанные в местах захоронения ("культ королевских могил", например, Gluckman 1961: 26, 30-31; Prins 1980: 123-29). Однако существовало некоторое отделение правителя от важных ритуальных мест и сверхъестественных сил. Символическая организация полиса была дуалистической, что отражалось в двух столицах - северной и южной. Большая политическая власть принадлежала северному (мужскому) правителю и его столице по сравнению с южной (женской) правительницей и ее столицей. Южная столица имела скорее ритуальное и религиозное, чем политическое значение, но руководство южной столицы могло критиковать правителя.

Асанте (Западная Африка, 1800-1873 гг. н.э., 15.5)

Асантехене (правитель) был подконтролен другим чиновникам и высшему совету. Например, у матери короля был свой стул (символ власти), и она имела право обличать короля, его представителя и его совет "в открытом суде" (Rattray 1923: 82). Король мог предстать перед национальным трибуналом, состоящим из аманхене (верховных вождей административных провинций) и других должностных лиц. Преемник правителя