голос. – Ребята, идите к нам!

– Ребят себе тоже нашла, – проворчал Ворон, все еще разминая пострадавшую руку. Но интерес в голосе появился. Сейчас тоже туда почешет.

– Пойдем отсюда, – зашептала Чудовище, повисая на Скелете. Его худое вытянутое лицо равнодушно. Не послушается. Побежит знакомиться. – Чего нам эта тетка? Хозяева поставили, ругаться будет.

– Ну, где вы? – настойчиво звала женщина.

– Уже идем, – отозвался Ворон, все еще тряся покалеченной рукой.

Нырнул под ветки деревьев. Какое-то время еще были слышны его шаги, а потом все стихло.

Скелет пожал плечами. Ему было все равно, куда и зачем идти. Вот он и пошел. К Дому.

Оставшись одна, Чудовище почувствовала себя неуютно. Словно ее вновь бросили в читальном зале библиотеки, и вот-вот в спину задышит страшное нечто.

Нет, хватит с нее на сегодня одиночества и призраков. На мгновение привиделось, что друзей у нее больше нет. Что там, за деревом, тетка уже пилит их тупым ножом.

Никто никого не пилил, все мирно поднимались по ступенькам. Впереди тетка, за ней послушной куклой вышагивал Янус, Ворон нетерпеливым щенком вился сзади.

– Не теряйся! – Скелет выступил из тени деревьев, так что Чудовище внутренне ахнула. Ей казалось, что он уже в Доме. – А то потеряешься, и мы тебя потеряем.

Тетка проскользнула по правой лестнице и скрылась за поворотом. Януса с Вороном видно не было. Скелет уныло брел к ступенькам – вроде бы как не хочет, но вынужден это делать. В этот момент он как-то по-особенному ссутулился. Перила, наоборот, выпрямились, ступеньки стали ровнее. В двери мелькнул отблеск стекла. Неужели успели поставить? Выходит, что Томиловы совсем и не томились тут.

Комната первого этажа, куда приводили ступеньки, преобразилась. Ни кирпичей, ни осколков, ни остатков буйных пиршеств смелых подростков. Кто-то прошелся по полу заботливым веником, а потом и тряпкой. Мусор исчез. Даже стены стали чище, им вернули прежние обои – что-то невзрачное с размытым рисунком. На окнах и правда стекла. А еще шторы. Тяжелые, темно-зеленые, бархатные. Чудовище подошла, потрогала – и правда, шторы. Вот это оперативность! В углу появился небольшой столик на колесиках, заставленный тарелками с бутербродами. Невероятный для этого места чайный сервиз толпился на краешке. Огромный пузатый заварочный чайник, а вокруг него, как цыплята около наседки, чашки. Что-то бело-хрупкое, с лиловыми цветочками и пупочками узора. Как это могли сюда принести? И зачем? Одно неосторожное движение – и красоте конец. А в том, что это движение непременно последует, сомнений не было.

– Заходите, заходите, не стесняйтесь, – мягко звала женщина. – Я вас еще утром приметила.

– Вы мама Снежаны? – вступила в светскую беседу Чудовище, сдерживаясь, чтобы не назвать вчерашнюю вредину Белобрысой. Кличка как нельзя лучше подходила девчонке. Надо бы узаконить.

Все было непонятно, а главное – тревожно. Еще Янус, который так себя ведет, словно знает эту тетку сто лет.

Женщина отряхнула руки. Чудовище отлично помнила, что в кулаке у незнакомки были сушки. Такие Скелет покупает каждое утро в местном магазине. Но сейчас с ладоней хозяйки почему-то посыпалось зерно. Веселые крепенькие ядрышки радостно запрыгали по чистому полу.

– Я – Лаума, – медленно произнесла женщина и с интересом уставилась на гостей, вероятно, ожидая, что при упоминании этого имени они радостно закивают или, наоборот, в ужасе бросятся бежать.

Ничего не произошло. Янус жизнерадостно улыбался, Ворон тоже изображал что-то среднее между терпеливым ожиданием и любопытством. Скелет лениво потянул из кармана телефон. Чудовище снова почувствовала внутреннее напряжение. И имя какое-то заковыристое, и все здесь пыльным мешком стукнутые. Почему они себя так по-идиотски держат?

– Меня оставили как бы за хозяйку, – произнесла Лаума. – А вы, я так понимаю, частенько здесь бываете? И как же вас зовут?

Янус, как самый воспитанный, уже и рот открыл, чтобы представиться, но Скелет сдвинул его в сторону и, галантно подхватив ручку Лаумы, изобразил манерный поцелуй.

– Скелет, – с несвойственным ему придыханием, произнес он. – А это, – неопределенный жест за спину, – мои друзья. Янус Многоликий, Ворон чернокрылый и обыкновенное Чудовище.

Женщина по очереди посмотрела на каждого, коротко кивая и закрывая глаза, словно сбрасывая полученное изображение с сетчатки глаза в базу данных. На Чудовище она задержалась.

– Что же ты позволяешь себя обижать? – проворковала она. – Такая красивая девочка, и вдруг…

– Никто и не обижается, – попятилась Чудовище. – Я сама.

Она глянула на Януса. «Ну же, скажи! Это ведь была твоя игра!» Но Янус уже высматривал на столе добычу – они весь день не ели.

Лаума перехватила ее взгляд.

– Он тебе нравится?

Вопрос застал врасплох. Об этом ее уже спрашивали. Сегодня. Синеглазка.

– Я всем нравлюсь! – Не услышать вопрос было невозможно, а Янусу не прокомментировать его – так это просто перестать быть самим собой.

Глаза у Лаумы были неожиданного зеленого цвета с коричневыми всполохами. Смотреть в них неприятно. Они засасывали, как болото.

– Вот еще, – отвернулась Чудовище. – Было бы чему нравиться.

– Не передергивай, красотка! – фыркнул Янус. – Любовь правит миром!

Ага! Сейчас! И решила для себя, что Янус не в ее вкусе. Ну ни капельки.

– Ты права, тут есть чему нравиться, – зачем-то произнесла Лаума.

В ответ Янус изобразил улыбку вампира в тридцать три зуба. Ворон довольно хихикнул, придвигаясь к столу. Скелет что-то набивал в телефоне. А Лаума на всех смотрела. Очень внимательно. Как сканировала.

– Угощайтесь, молодые люди! – опомнилась она, чуть поправляя тарелки на столе.

Звуки от слова «угощайтесь» еще не ударились о стены, как следом за ними полетели более приземленное чавканье и сопение. Мальчишки накинулись на еду. Чудовище обошла стол, встав ближе к чашкам. Они были невероятные. Тончайший фарфор. Сквозь него просвечивал умирающий дневной свет. На донышке стояло клеймо и что-то было написано на немецком. Язык легко узнавался по точкам над гласными, умлаутам.

– Чаю?

Лаума оказалась совсем близко. В сухих руках цепко держала большой пузатый заварочный чайник. Без усилий. Хотя в чайнике было, наверное, не меньше полутора литров.

Чудовище не успела ответить, а Лаума уже наливала пахучую жидкость в выбранную чашку. Пришлось держать ее ровнее и крепче, боясь, что от такого напряжения хрупкая ручка отколется.

– Я заварила с васильком и душицей. Тебе понравится.

– Почему? – Чудовище с сомнением смотрела в чашку. Чай и чай. Возможно, что и с васильком. Возможно, что и с душицей.

– Приворотное зелье.

Чудовище, отпившая глоток, поперхнулась.

– Шучу. Просто полезная штука.

Чудовище вновь опустила глаза в чашку. Чай как чай. Ну да, есть травки какие-то.

– Теперь отдай чашку тому, кто тебе нравится, – прошептала Лаума. – И он навеки будет твой.

Чудовище так и зависла, прижав