подошедшие вчера подкрепления тоже не спешили продолжать наступать дальше. Первый батальон СС и ещё два батальона Вермахта вместе с двумя десятками танков расположились прямо на том самом перекрёстке где ещё несколько часов назад гремел бой. Дом, где им дали последний отпор англичане и французы, был большой и его хватило чтобы вместить не только эсэсовцев но и часть армейцев. Остальные нашли себе укрытие от плохой погоды в соседних домах, тоже приводя себя в порядок. Прошлись по этажам, стащили все вражеские трупы в одну комнату и заперли дверь, чтобы те не воняли. Гражданских тоже собрали в кучу в паре квартир, велев сидеть тихо и не доставлять проблем.

Бруно уже был на ногах и, узнав что хочет командир, послал Ханке разбудить и привести штурмшарфюрера к ним, а сам наскоро сообщил Шольке минимум информации о новом бойце.

Эдмунд Штайн, 22 года, сын пастора из сельской местности возле Бамберга, севернее Нюрнберга. Как и многие поступил в СС добровольцем, вопреки желанию отца. Первый бой принял в Брабанте, там же и отличился, ворвавшись на позиции голландцев и лично уничтожив четверых врагов. Способствовал прорыву обороны, захвату и удержанию укрепления от контратак противника, нанеся тому серьёзные потери при минимальных своих. За это отмечен командиром и награждён прямо в штабе дивизии. Решителен, безжалостен, сообразителен.

Брайтшнайдер едва успел всё это ему сообщить как на пороге появился сам штурмшарфюрер. Впился глазами в Гюнтера, вскинул вверх руку и грянул:

— Хайль Гитлер! Оберштурмфюрер, штурмшарфюрер СС Штайн по вашему приказанию прибыл!

Шольке повторил его жест но более небрежно, и показал Бруно что тот может идти. Заместитель вышел из комнаты и закрыл дверь, оставив их наедине. Повисла тишина, лишь за стенами слышался приглушенный гул множества людей, которые просыпались, умывались и наспех поглощали еду. Унтер-офицер СС молчал и ждал вопросов а Гюнтер смотрел на него и пытался понять чем тот его заинтересовал.

Наконец, после полуминутного молчания, Шольке спросил своего нового подчинённого:

— Бад-Тёльц или Брауншвейг?

— Брауншвейг, оберштурмфюрер! — не растерялся Штайн, на вопрос где он проходил обучение.

— Назовите ваши сильные и слабые стороны, штурмшарфюрер? — снова поинтересовался Гюнтер, продолжая изучающе смотреть на него. Тот в ответ не опускал глаза, невозмутимо глядя в ответ. Только чуть дрогнули губы когда он услышал вопрос.

— Не пью, не курю, всегда выполняю поставленные задачи невзирая ни на какие помехи или опасность погибнуть. Готов на всё ради победы и ненавижу врагов Германии, внешних и внутренних! — браво начал он, но потом чуть улыбнулся и дополнил: — Слабостей за собой не замечал, если не считать любви к своей собаке, оставшейся дома.

Шольке медленно кивнул, показав что услышал, и решил немного углубиться в эту тему.

— В личном деле сказано что ваш отец был против поступления в СС. Почему?

Эдмунд чуть нахмурился и Гюнтер понял что штурмшарфюреру неприятно говорить об этом. Но тот ответил:

— Мой отец религиозный дурак и ретроград, оберштурмфюрер. Свято верит в десять заповедей и считает нас исчадием ада. Мы с ним много спорили об этом но увы, я так и не смог убедить его в том что он глубоко ошибается. В конце концов я решил уйти из дома, поскольку становиться священником по его стопам у меня не было ни малейшего желания. С детства мечтал быть военным, но в СС намного лучше чем в Вермахте! — искренне признался Штайн.

— Насколько я понял вы не женаты? И даже девушки нет? — не отставал Шольке, упорно пытаясь понять чем его так заинтересовал этот штурмшарфюрер.

— Не женат. Девушка была… но теперь её нет! — а вот сейчас Эдмунд явно разозлился. Но от чего?

— Что случилось? Она умерла? — спокойно спросил он, делая вид что не замечает эмоции подчинённого.

— Оберштурмфюрер, я не понимаю, какое отношение это имеет к…? — стиснул челюсти Штайн, но Гюнтер не позволил ему уйти с болезненной темы.

— Отвечать на вопрос, штурмшарфюрер! — лязгнул Шольке своим командирским голосом, пресекая возражения. — Если я прикажу то вы ответите сколько раз дрочите по утрам, ясно? Не слышу ответа!!

— Так точно, оберштурмфюрер! — сила приказа и воля Гюнтера преодолели возмущение унтер-офицера СС, но теперь тот смотрел на него с какой-то непонятной яростью, словно Шольке заставил его коснуться того что Эдмунд пытался глубоко спрятать.

— Она… она оказалась врагом! — внезапно брякнул Штайн, играя желваками. — И я её наказал!

Эти слова изрядно изумили Гюнтера и он удивлённо вскинул брови. В каком смысле врагом? Что там у них произошло?

— Конкретнее, штурмшарфюрер! — велел он, снова придав лицу полную невозмутимость.

Боец тяжело дышал, его ноздри раздувались от испытываемых чувств, кулаки крепко сжаты. Эдмунд неохотно но начал рассказывать, и чем больше Шольке его слушал тем сильнее у него ползли мурашки по коже…

— Мы с Гизелой росли вместе. Я — сын пастора и член «Гитлерюгенда», она — дочь преуспевающего бауэра, торгующего мукой. Всё время вместе играли и бегали по полям… Потом, когда подросли, поняли что любим друг друга. Я даже хотел жениться на этой… мрази! — последнее слово он чуть ли не выплюнул, его лицо исказилось от злости и ещё чего-то… — Меня обмануло то что она казалась доброй, красивой, умной… Даже наши родители не противились отношениям и были уверены что мы поженимся. Когда нам исполнилось двадцать то я взял её как свою женщину. Если бы мне тогда знать всю правду… Но я не знал, оберштурмфюрер! Не знал!

— Продолжайте! — приказал Гюнтер, хотя начал подозревать что ему не понравится услышанное.

— Потом она сказала что у нас будет ребёнок… Я обрадовался, думал что станем настоящей семьёй. Был готов на что угодно ради неё… Какой позор! — снова скривился Штайн, словно увидел что-то мерзкое. — Сделал ей предложение, она согласилась. Отец сам желал провести обряд венчания а этот бауэр обещал оплатить все расходы на свадьбу. Но… перед этим, как вы знаете, по закону мы должны были доказать что являемся расово чистыми немцами, что в нас нет ни капли еврейской крови. Я нисколько не беспокоился ни за себя ни за неё, был уверен что это просто формальность! И когда мне сообщили что я чист то принял это как само собой разумеющееся. Но… но она… — у парня перехватило дыхание, и Эдмунд с трудом смог закончить свою мысль: — … Гизела