предупреждал, — прогундосил он. Нос стал отекать.

— Будем считать, что ты предупредил, а я тебя не послушал. Но ещё раз окажешься рядом с ней, даже случайно, пеняй на себя. Увидишь её на улице — лучше беги на другую сторону, Макей. Ты меня понял?

— Да понял, я, понял. С первого раза всё понял. До чего же ты идиот, Воскрес! То стерва, то шлюха, то ещё какая-нибудь тварь. Для тебя нормальных баб в принципе не существует, что ли? Или тебе с нормальными скучно?

— А тебе? Зачем ты их за мной подбираешь?

— Я? — натянуто засмеялся тот. — С чего ты взял?

— Ой, ладно! А то я не знаю, кто кинулся утешать Анфису, когда я её бросил, — «палил» Вадим вслепую, лишь по Иркиным подсказкам. И попал. В яблочко.

50

Макеев изменился в лице.

— Я — Анфису? — картинно хохотнул он. — Да куда мне! После Вадима Великолепного.

Вадим улыбнулся. Достал из кармана телефон.

Макеев тревожно следил, как тот ищет номер.

— Думал, стёр, а нет, «облако» всё помнит, — пояснил он и приложил телефон к уху.

На том конце раздалось неуверенное «Алло!».

— Анфис? Привет! Это Воскресенский.

— Вадим?

— Угу. Макеев не у тебя? Что-то не могу до него дозвониться, а он мне нужен позарез.

— Нет, — всё так же неуверенно выдавила она.

— Но ты его сегодня видела? Он заходил?

— Ещё нет. Мы договорились попозже…

На заднем фоне заплакал ребёнок. Она отвлеклась, принялась успокаивать малыша.

— Ладно, Анфис, не буду отвлекать, скажи, что я его искал, как увидишь, — сказал Вадим, когда она снова приложила трубку к уху. — Пока!

Он отключился. Макеев стоял бледный и поникший, словно обосрался.

— Сколько ждать, пока она перезвонит? — улыбнулся Вадим. — Секунд тридцать?

— Она не… — начал было Лёха, но его прервал телефонный звонок.

— Кто бы сомневался, — усмехнулся Вадим. — Ну, не буду вам мешать.

Он прошагал в прихожую, только сейчас сообразив, что по дурацкой западной привычке даже не разулся и закрыл за собой дверь с той стороны.

Вадим не понимал, что его так задело. Вроде плевать давно на Анфису, да и друг из Макеева, как из зайца машинист, но шёл по ночному городу, а в груди свербело.

Неприятно, что он сам не понял про Макея и Анфису. Противно, что всё это время они с Макеем общались, а тот так и не сказал правду. Тошно от грязи. Вдвойне тошно от вранья. Хотелось не врезать, а плюнуть в его лживую рожу, когда пойманный с поличным, что хотел присунуть его девчонке, он пытался её же и очернить. Как же мелко и мерзко всё это.

Как же надоело! Как он устал от подлости, лицемерия, зависти, жадности, лжи.

Как хотел просто делать свою игру и любить свою девчонку. Всё!

Он остановился под неоновым щитом с рекламой транспортной компании «Мак-Авто»: самолёты, фуры, поезда — нигде от этого Макеева нет спасенья, — и достал телефон.

— Не хочешь куда-нибудь сходить? Я освободился, — сказал он Ирке. — Или мне ехать домой?

— Хочу. Только не сходить, — ответила она. — Давай куда-нибудь уедем. Туда, где будем только ты и я, — словно читала она его мысли.

— Давай! — просто согласился Вадим. — А куда?

— Куда ведут все дороги, конечно, — ответила она. — К морю.

Они так и сделали.

Просто взяли напрокат машину. Просто сели. И просто поехали.

Два пледа, подушка, термос с кипятком. И то последний вручила мама.

Выбрали по навигатору наугад какую-то небольшую бухту. Там и остановились.

Море. Чайки. Сиреневая от цветущего багульника сопка.

Холодный ветер пронизывал насквозь. Но если прижаться к нагретым солнцем скалам или растянуться между валунов на песке — казалось, что и не май вовсе — август.

Всюду цветущая черёмуха: по дороге, у магазина, где они затаривались продуктами, в машине — Ирка засунула цветущую ветку в консоль.

И если есть в этом мире счастье, то оно тоже было рядом: в её горящих глазах, в её смехе, в солёном вкусе моря на её губах, запахе жареного мяса, огне горящего на берегу костра, в жарких ночах на разложенных в машине сиденьях.

«Счастье — есть!» — подумал Вадим, глядя, как Ирка танцует, забравшись на большой камень над водой. Как развеваются на ветру её распущенные волосы. Солнце, пробившись из-за туч, ласкает кожу. И море разбивается о скалу у её обнажённых ног.

— Я не поеду с тобой в Москву, Вадим, — сказала она, когда спустя три дня они ехали обратно. — Не потому, что не хочу или не могу. Потому что… не знаю… боюсь всё испортить. Вторгнуться в твою жизнь и оставить ни с чем.

— Это как? — коротко посмотрел на неё Вадим, перехватил руль и снова уставился на дорогу.

— Это когда у тебя не остаётся места, куда можно сбежать. И здесь, и там, везде всё напоминает о человеке, а вы с ним расстались, или поссорились, или он умер, или его посадили.

— Я думал, это у меня проблемы с привязанностью, — хмыкнул Вадим.

— У меня тоже. После того как отца посадили. А может, это просто часть моего характера, но я чувствую себя очень плохо, если не оставляю запасные пути.

— То есть если ты меня бросишь, пусть у меня будет квартира, в которой ты никогда не была, и работа, которую ты не посетила?

— Ну, конечно, всё сложнее, — тяжело вздохнула Ирка. — Не принимай на свой счёт. Даже если я тебя не брошу, пусть у нас будет какой-то наш дом, а твоё — останется тебе.

— Чтобы я мог туда сбегать от тебя? Или чтобы от меня могла сбегать ты? — искренне не понимал Вадим зачем это. И не знал как сказать, что его задело.

— Да при чём здесь я? — взмахнула руками Ирка. — Я хочу, чтобы у тебя было место, где ты это только ты. Понимаешь?

— Пытаюсь, — качнул головой Вадим. — Ты боишься, что мы расстанемся?

— Да, я боюсь. Боюсь любить тебя слишком сильно, а потом остаться одной. Боюсь, что всё это закончится, когда больше всего на свете хотелось бы продолжать. Боюсь что-нибудь случиться, а