— Ладно, я все понял. — Тут объяснять мне ничего было не надо, — сразу после драки я, уже привычно взялся за лечение раненных и проторчал в импровизированной операционной примерно так часов семь, а потом был вымотан настолько, что даже не помню как оказался в собственной каюте, где и продрых еще примерно столько же. Чем и воспользовался Флиин, проведя без моего участия ряд «кадровых перестановок», в результате чего я и остался «адмиралом галерного флота». — Ну и свалил ты проблем на мою голову, капитан! — Только и оставалось что мне сказать. Ну разве что еще и пригрозить. — Ничего, я это тебе припомню, при дележе добычи!

— Ничё Доктор Мушкет. Все будет нормально! — Капитан Флиин хохотнул, довольно осклабился, сделал мне ручкой, и торжественно слинял с моей каторги на свою «Черепаху». …Торжественно, потому как приход и уход капитана на корабль, обычно у флотских обставлялся как чрезвычайно важное событие, — выстраивался почетный караул, а боцман свистел в свою дудку изображая какую-то мелодию. Обычно-то пираты всеми этими флотскими церемониями пренебрегали. Но сейчас Флиин, вроде как формально считался предводителем эскадры аж из целых четырех кораблей, так что у него был законный повод чуток поважничать. — «Кусачая Черепаха», трофейный фрегат «Хищный», мое корыто, и еще одного однотипное корыто, который наши «пахари» умудрились захватить, пока удихи из нас отбивную делали. Пусть ненадолго, но Флиин стал предводителем целой эскадры, и законный повод для гордости у него был. …Последний этот приз достался нам, увы, совсем не дешево. За вторую галеру пришлось хорошо повоевать, и с экипажем самой галеры, и с пришедший к нему на помощь эскадрой удихских фрегатов. Конечно, дрались не только два наших корабля, но поскольку у Флиина был приказ держаться поближе к лидеру, а тот первым лез в самое пекло — досталось ему весьма изрядно. Несколько часов артиллерийской дуэли, один собственный абордаж, и два отбитых абордажа противника — свободных мест, в кубриках наших кораблей, стало заметно больше. А у меня потери были и вовсе просто чудовищными. Из ветеранов более-менее целыми остались только боцман Хеедц и Четыре Пальца. Биидша был серьезно ранен, а остальные, включая психа Осьминога, как тут говорится «отпахали в море последнюю борозду». Вот оттого, у нашего капитана и образовался ныне такой дефицит кадров. Ну, с экипажем и абордажной командой, вопрос как-то решился сам собой. Выжившие в бою гребцы с обеих галер, по большей части согласились перейти в подчинение Флиину, а это, в общей сложности — человек триста, так что матросов и бойцов нам хватало. А вот с офицерами дело обстояло настолько туго, что пришлось назначать гранд-флотоводцем, корабельного лекаря.

— …Отведи-ка ты Игореша, парочку галер. …Тут рядом, всего-то триста верст вдоль берега.

На паруснике, эти триста верст и впрямь «рядом». Парусные суда конечно, не сказать что летят над водой, это вам не современные теплоходы, но зато медленно но верно идут без остановки по двадцать четыре часа в сутки. Пять узлов, что примерно равно десяти километрам в час, — глядишь, за сутки уже и двести — двести пятьдесят кэмэ набежало. …А галера, да только под веслами… Меня тут уже Одоссиак уже малость просветил — гребцы, даже в кандалах и под бичами надсмотрщиков, тяжеленными веслами — считай, каждое, как целое бревно, могут орудовать где-то примерно час. И при попутном ветерке и небольшом волнении на море, способны разогнать наши тяжелые баржи, аж до трех узлов, а это — всего пять-шесть километров в час, — по сути, скорость пешехода. Только если нормально тренированный топтун может идти час за часом, с небольшими перекурами, то тут — часок погребли — отдых, тоже не меньше часа. Еще часок работы — часок отдыха. Иначе сдохнут работяги за пару дней, и тогда галера вообще никуда не сдвинется, разве что по течению, на манер тухлой рыбки поплывет. А еще гребцам есть и спать надо, хотя бы часов по шесть в день, вот и получается, что за день, больше чем на километров пятьдесят, не уплывешь. И это при большой удаче, а то и верст двадцать в день, уже считается неплохим дневным переходом. Да и гребцы у нас…, приковали к веслам пленных удихов, благо, таких набралось немало. Все равно, примерно треть гребных скамей пустовали. Пришлось возвращать за весла часть новой команды. Конечно, ныне их никто к скамье не приковывал, но оружие пришлось попросить с себя снять, и сложить в сторонке, чтобы у пленных удихов не возникло нехороших мыслей. Людям это, вовсе даже не понравилось, но что делать?

А плыть вдоль берега, тоже оказалось делом не таким и простым. Ведь по какой-то странной причине, никто не догадался этот берег выровнять, так что вместо нормальной прямой, получилась какая-то кривая извилина. Да еще прибрежные течения, подводные камни и мели — куча проблем, это еще не считая пленных удихов, которые не очень-то жаждали работать, и освобожденных гребцов, которые от радости видеть своих былых хозяев на своих прежних «рабочих местах», начали чересчур усердствовать с кнутами. Пришлось вмешаться. …Не то что бы мне удихов было жалко, (хотя вру — конечно же немножко жалко, — личных счетов у меня к ним никаких нет, такие же вояки как и я), но тут ведь была серьезная опасность потерять «живые двигатели» моих лоханок. Так что забот хватало. И это только связанных с движением галер вперед. А ведь еще на мне и раненные висели! Всех кто имел хоть какие-то шансы на выздоровление, сгрузили на палубу моей галеры и, — вперед Доктор Мушкет, мы в тебя верим! …Вот так вот — больше сотни пациентов, несколько сотен пленных, и несколько десятков усердных, но пока еще не очень дисциплинированных подчиненных. …Иногда появлялось желание, чтобы к веслам приковали меня, а командование всем этим сумасшедшим домом, взял на себя кто-нибудь другой.

Но, удивительное дело, — удача нам благоприятствовала. И ветер дул подходящий, и море было относительно спокойным, и что с кораблем, что с народом, я как-то постепенно научился управляться. Правда крепости мы достигли только на восьмой день плавания, и за это время мне пришлось похоронить в море, едва ли не треть всех своих пациентов. Но — кое-как все-таки смогли достичь цели. Еще на подходе к горам, нас встретил бриг под флагом Сатрапии, осуществлявший разведку на дальних подступах к крепости, и после недолгих переговоров, его капитан согласился сопровождать