Из всех женщин, побывавших в его постели, ни одна даже близко не доводила его до такого исступления. Он потом даже злился на себя. Ему казалось, что в постели она всякий раз побеждала его, лишая той психологической выдержки, которую так долго и целенаправленно взращивали в нем его предельно строгие родители. В четыре утра они стояли вместе, почти обнаженные, у окна, как влюбленные школьники, любуясь первыми лучиками восхода над Манхэттеном. Он знал, что он должен был все сказать ей. Но вряд ли было на свете что-то, чего он не хотел делать столь же сильно.

— Джек, любимый, я так скучала. Мы ведь теперь снова будем вместе, как раньше? Скажи мне!

Ее голос был похож на ласковое мурлыканье домашней кошки, но в то же время что-то внутри у него трепетало от волнения.

Джон подошел к гардеробу, чтобы надеть свежую накрахмаленную рубашку.

— Ты куда? Джеки вернется только послезавтра, у нас с тобой еще целые выходные, милый.

Джон опустил голову, помолчал, затем сухо выдавил:

— Все кончено. Мы не сможем больше видеться. Мы слишком увлеклись. Пожалуйста, больше не ищи никогда встреч со мной. Я завтра же дам указание отключить нашу телефонную линию. Если ты побеспокоишь меня или Джеки еще раз, тогда мне придется пойти на более серьезные меры.

Из ее груди раздался громкий, хриплый стон. Казалось, что она вдруг превратилась из человека в обезумевшее раненое животное. Она схватила его за одежду, словно пытаясь не отпустить:

— Нет! Ты не можешь этого сделать! Я не буду никогда лезть в твою семью, не буду ничего делать, обещаю! Джек, не бросай меня, пожалуйста!!!

Джон оттолкнул ее, но она снова вцепилась в него, еще сильнее, пытаясь сорвать с него одежду и невольно глубоко царапая ногтями его тело и лицо. Он снова попытался отстранить ее, но снова не получилось — оказалось, что в этом мягком, женственном теле с белоснежной бархатной кожей на самом деле таилась могучая физическая сила. Он оттолкнул ее еще раз, уже изо всех сил, она упала на кровать, взвыла и снова пыталась схватиться за него. Он отмахнулся от нее рукой, пальцами случайно задев ее губы и нос, разбив их в кровь.

Она теперь просто лежала лицом вниз, на простыне проступали красные пятна. Женщина, о которой грезила половина мужчин мира, рыдала навзрыд, как безнадежно обреченный человек, продолжая издавать хриплые стоны, задыхаясь от слез.

— Вы все бросаете меня… Моя собственная мать душила меня… Мужчины всегда только пользовались моим телом, но им на самом деле было плевать на меня!! Как я вас всех ненавижу… Ненавижу!!! Будь ты вовеки проклят!!! Слышишь? Проклят!

Ее последние слова и крики раздались в спину выходившего из номера бывшего любовника. За дверью в коридоре президента ожидал один из его самых доверенных охранников. В голосе Джона уже не было ни намека на романтическое настроение — только жесткие, стальные ноты:

— Зайди к ней и проверь, чтобы эта тупая пьяная курица не объелась таблетками. Не хватало еще, чтобы пресса раструбила потом, что она покончила с собой у меня. Отвези ее домой, но так, чтобы по дороге ее никто не увидел. Завтра доложишь. Выполнять.

Через два месяца, в августе 1962-го, ее нашли мертвой в собственном доме в Лос-Анджелесе при до сих пор до конца не выясненных, подозрительных обстоятельствах. Причиной смерти точно была передозировка снотворного, но многое указывало на то, что смертельная доза была введена ей накануне вечером кем-то внутривенно. Было ли это делом рук спецслужб? Даже если нет, то как минимум достоверно известно, что агенты ФБР постоянно следили за ней, прослушивали ее, прекрасно знали о ее суицидальных настроениях и сделали все, чтобы в тот вечер никто из ее знакомых случайно не помешал ей покончить с собой. Была ли ее смерть приказом кого-то из братьев Кеннеди? Даже если и так, то эту тайну они оба вскоре унесли вместе с собой в небытие.

Годом позже, резиденция «Скво Айленд»,

мыс Кейп-Код (Бостон),

9 августа 1963 года, 13.00 дня

Джозеф Кеннеди, отец президента, всю жизнь оставался ирландцем до мозга костей. На исторической родине у него осталась большая родня: когда Джон посетил Ирландию в июле 1963-го в конце своего официального и последнего визита в Европу, он был приглашен в их старинное родовое поместье на берегу океана. Его троюродные братья и сестры, которых Джон никогда раньше не видел, устроили для него тогда настоящую деревенскую пирушку с блюдами из картошки, пирогами и деревенским элем. Джон ощутил прилив необыкновенной радости и даже поднял тост «за здоровье и процветание всех Кеннеди по обе стороны океана». Вероятно, это был последний тост Джона, произнесенный за столом в кругу родственников.

Перебравшись из Ирландии в Нью-Йорк и сказочно разбогатев, Джозеф Кеннеди в двадцатых годах приобрел поместье на самом выступе мыса Кейп-Код, на берегу Атлантики, недалеко от Бостона, в самом величественном месте всего Восточного побережья США. Сначала это был лишь обычный небольшой домик на берегу океана, но Джозефу очень полюбилось это место, и позже он скупил также несколько соседних поместий, построив огромный, роскошный особняк в позднем викторианском стиле. Это был комплекс из нескольких просторных зданий, декорированных в светло-голубых тонах, с большим бассейном, теннисным кортом и даже мини-полем для гольфа. Джон вместе с его младшими братьями Робертом и Эдвардом провел здесь все детство, окончив престижную местную среднюю школу. В этих же любимых им краях Джон начал и свою политическую карьеру: в тридцать лет от местного округа штата Массачусетс, где его все хорошо знали, он сначала был избран в нижнюю палату конгресса, затем стал сенатором. Впоследствии Джон не раз менял свои резиденции, вплоть до Белого дома, но именно мыс Кейп-Код всегда оставался для него местом, где его душе было спокойнее всего.

Последний год выдался особенно бурным и крайне тревожным. В страшный Карибский кризис прошлой осенью, после размещения советских ракет на Кубе, военные буквально впились в его горло, каждый день требуя срочно начать превентивную ядерную атаку Гаваны и Москвы. Только благодаря железной выдержке его и Роберта, а также неожиданному для многих благоразумию Хрущева мир удержался тогда на тонкой грани ада всеобщей ядерной войны. Потом была тяжелая весна, прошедшая в ежедневной, без выходных, работе: нападки республиканцев в сенате, волнения и перевороты в Латинской Америке, козни собственного ФБР с непотопляемым Гувером во главе. Он всей душой ненавидел этого человека с отвратительным жабьим лицом и бесстрастными рыбьими глазами, вот уже четверть века возглавлявшего тайную