Шрифт:
Закладка:
Боже, я надеюсь, ей не кажется, будто я попросту вешаю лапшу ей на уши, потому что мои слова – гребаная правда.
Мэнди начинают захлестывать эмоции, и она закрывает глаза.
Я вижу, как ее руки сжимаются в кулаки, и она спрашивает:
– Это из-за нее?
– Что? Из-за кого?
– Из-за моей сестры.
Она выплевывает это слово сквозь стиснутые зубы, как будто едва может его произнести.
В ответ я тоже сжимаю зубы. Дело не в Коре. Дело во мне и в Мэнди. Мы не очень хорошо подходим друг другу. У нас не получается.
Больше нет.
– Нет, – отвечаю я.
– Ты врешь! Что-то произошло между вами двумя в том подвале, – говорит она. – Того парня прозвали Сводником, Дин. Я пыталась убедить себя, что вы двое друг друга ненавидели, поэтому ничего не могло произойти, но теперь я чувствую себя круглой дурой…
Я вздыхаю.
– Бессмысленно утверждать, что между нами с Корой нет сильной связи. Она есть. Мы вместе пережили ужасную травму, и после такого невозможно вернуться прежними. – Я провожу рукой по волосам, почесывая затылок, и пытаюсь подобрать слова, которыми можно описать сложившуюся ситуацию, и которые будут понятными нам обоим. – Нас вынуждали делать больные вещи и… это нас сблизило.
Она сглатывает, почти давясь словами.
– У тебя к ней чувства?
Чувства.
Боже, конечно, у меня есть к ней чувства. Она заставляет меня испытывать целый спектр эмоций – так было всегда.
Но я понимаю, что Мэнди имеет в виду что-то более конкретное. Более серьезное.
Она хочет знать, испытываю ли я романтические чувства. Сексуальные чувства. Больше, чем дружеские чувства.
– Это сложно.
Мэнди смотрит на меня с неприкрытой злостью.
– Это не сложно, Дин! Ты либо хочешь трахнуть мою сестру, либо нет.
Господи.
Я опускаю взгляд на свои рабочие ботинки, понимая, что мне следовало снять их у входной двери. Вероятно, я наследил по всей ее квартире.
– Меня сейчас стошнит.
Я снова поднимаю взгляд, когда Мэнди закрывает рот рукой, сдерживая свой ужас.
Я качаю головой.
– Это не из-за Коры. Я уже говорил тебе.
– Тогда из-за чего же? Ты просто взял и разлюбил меня за какие-то двадцать дней? Все остальные тысячи дней ничего не значили? – требовательно спрашивает она.
Я колеблюсь, а затем глубоко вздыхаю.
– Тебе не казалось, что между нами всегда чего-то не хватало? Как будто наши чувства никогда не были достаточно глубокими?
Она стискивает зубы.
– Что, черт возьми, это значит? Ты предложил мне выйти за тебя замуж, Дин. После этого я предполагала, что ты уже разобрался с глубиной своих чувств.
– Черт, я не знаю. Думаю, мне просто было удобно… все стало привычным и легким, понимаешь? У меня прекрасные отношения с твоими родителями, у нас одни и те же друзья, Вьюга… – Я замолкаю, на мгновение закрывая глаза, чтобы собраться с мыслями. – Перемены чертовски пугают, Мэнди. Ты мне небезразлична, у нас была история, и на бумаге мы прекрасно подходили друг другу. Мне казалось, что не стоит от подобного отказываться.
– Так что же изменилось?
– Изменения навязали мне силой. Меня заставили три недели гнить в подвале серийного убийцы, и это действительно заставило взглянуть на свою жизнь в перспективе.
Мэнди беспокойно постукивает ногой по ковру, ее длинные ногти впиваются в кожу рук.
– Круто узнать, что ты сидел в подвале, и размышлял о том, как тебе не терпится порвать со мной.
– Ты же знаешь, что я не это имел в виду. – Я делаю маленький шаг ближе к ней. – Господи, Мэнди, я пытался дать нам время. Думал, мне просто нужно прочистить мозги и разобраться со всем этим хаосом в моей жизни. Я провел бесчисленные часы, размышляя, как все можно исправить и вернуть наши прежние отношения. Я хотел, чтобы у нас получилось, но… – Я пораженно вскидываю руки. – Мы больше не подходим друг другу.
Из ее глаз текут слезы, размазывая идеально нанесенный макияж. Она утыкается взглядом мне в грудь и не может встретиться с моими виноватыми глазами. Мэнди запускает пальцы себе в волосы и собирает их на затылке, пытаясь справиться со своим горем.
– Пятнадцать лет. Пятнадцать лет моей жизни были потрачены впустую.
Боже.
Я придурок.
Настоящая сволочь, черт побери.
– Хочешь знать, чем я занималась, пока ты сидел в подвале, думал о том, насколько мы не подходим друг другу, и «сближался» с моей сестрой? – Наконец она поднимает на меня глаза, и они презрительно сужаются. – Я печатала листовки. Организовывала поисковые группы. Общалась по телефону с полицией, с друзьями и родственниками, с твоей ипотечной компанией и коммунальными службами, сообщая им, что платежи могут задержаться… Умоляла гребаных свадебных координаторов не отменять праздник, потому что ты вернешься домой. – От презрения ее щеки горят алым. – Я ездила по городу в поисках твоей машины каждый божий день! Я не ела. Не спала. Я только и делала, что плакала и искала тебя, молясь, чтобы с тобой все было в порядке… Представляла, как ты стоишь у алтаря и ждешь меня!
Я крепко зажмуриваю глаза и зажимаю ладонью рот, тяжело дыша. Понимаю, что нет таких слов, которые могли бы облегчить ситуацию. Знаю, что ничего не могу сделать, чтобы уменьшить ее боль или заставить ее понять. Я не могу вернуться в прошлое и сказать ей, чтобы она держалась от меня подальше, потому что однажды я разобью ей сердце.
Все, что я могу сделать, это верить, что так правильно для нас обоих, и надеяться, что она тоже это понимает. Она заслуживает большего. Она заслуживает большего, чем небрежные поцелуи и пустые разговоры. Она заслуживает кого-то лучше меня.
– Ты всегда будешь мне небезразлична, Мэнди. Всегда. И я знаю, что когда-нибудь ты снова влюбишься и пойдешь к алтарю. Знаю, ты найдешь мужчину, который узнает тебя со всех сторон, даже самые темные и страшные уголки твоей души, и все равно влюбится в тебя до чертиков. Который узнает все твои слабости, проникнет тебе под кожу и будет сводить с ума самым прекрасным образом. Который заставит тебя чувствовать себя настолько живой, что ты не сможешь даже представить, каково это – вернуться к подобию жизни, которая у тебя была до встречи с ним. Который увидит тебя, увидит настоящую, без масок, и захочет собрать каждый осколок, каждый изъян, и лелеять их как нечто прекрасное.
Делаю глубокий вдох. Потом еще один.
