Я полагаю, имя мастера тебя бы не стало волновать, ты бы спрашивала только о материале. РАДОСТЬ. На искусные статуи приятно смотреть. РАЗУМ. Некогда статуи были знаками отличия за добродетели, а теперь они – приманка для глаз. Когда-то они ставились тем, кто совершил нечто великое или принял смерть за государство: их даровали послам, убитым по приказу фиденского царя, или Африканцу-освободителю Италии, который не принял статую при жизни по величию души и из замечательной своей скромности, но после смерти уже не мог от нее отказаться. Статуи воздвигались талантливым и ученым людям, как например, Викторину, – а теперь они ставятся богачам, купившим за большие деньги заморский мрамор. РАДОСТЬ. Мне нравятся статуи, выполненные искусно. РАЗУМ. Почти любой материал поддается искусной обработке. Однако я думаю, что достичь полноты наслаждения тебе поможет соединение благородства таланта и материала. Но даже если сам Фидий возьмется за золото, даст ли это истинное наслаждение и истинное благородство? И как могут быть желанными и истинно великолепными все эти отбросы земли: ржавые наковальни, молоты, щипцы, угли, рабочий инструмент ремесленника? Подумай сама. РАДОСТЬ. Я не могу не наслаждаться скульптурой! РАЗУМ. Умеренное наслаждение талантами людей не возбраняется, особенно тем, кто сам талантлив: если не препятствует зависть, легко уважать в других то, что любишь в себе. Также благочестиво и часто душеполезно наслаждаться священными изображениями, которые напоминают зрителям о небесной благодати. Светское же искусство порой влечет и сподвигает к добродетели, памятью о благородных предметах разжигая остывший душевный жар, однако не всё оно в одинаковой степени заслуживает любви и внимания, ибо иногда свидетельствует о глупости, прислуживает жадности или противно вере, истинной религии и известному наставлению: храните себя от идолов. Я не сомневаюсь, что если ты сейчас взглянешь на Того, Кто создал земную твердь, бушующее море и небесные сферы, Кто даровал земле не искусственных, а настоящих, живых людей и четвероногих, морю – рыб, а небу – пернатых, ты с презрением отвернешься от Протогена, Апеллеса, Поликлета и Фидия.

О средствах от превратностей судьбы De remediis utriusque fortunae, 1. xl-xli // Opera. Basileae, 1581. Р. 39–40 (c. 53–58).

II. Петрарка

Proinde si Cristo non creditur, cui credetur? an saxis? an ebori? an ligno muto et exanimi os habenti nec loquenti, manus nec palpanti, pedes nec ambulanti, aures nec audienti, nares nec odoranti, oculos nec videnti? Cui ergo similem fecistis Deum, inquit Ysaias [40: 18–20], aut quam imaginem ponetis ei? Nunquid sculptile conflabit faber, aut aurifex auro figurabit illud et laminis argenteis argentarius? Forte lignum et imputribile elegit; artifex sapiens querit quomodo statuat simulacrum quod non moveatur. De hoc non imputribili ligno sed trunco et inutili diu olim et irrisorie ait Flaccus [Sat. (Сатиры) i. 8. 2–3]: Faber incertus scamnum faceret ne Priapum maluit esse deum, magis ad avium furumque formidinem quam ad religionem cultumque fidelium, et ut potius talem custodem ortus, quam ut talem deum humana mens habeat. An forte securius preciosiori materie, argento atque auro, credere? quia scilicet simulacra gentium argentum et aurum opera manuum hominum [Пс. 113: 4, 9], quibus similes illis fiant qui faciunt ea et omnes qui confidunt in eis [Пс. 134: 15, 18]. Nostra tamen etate tam multos eis credere cernimus etiam ex nostris, ut pudor et stupor occupet cogitantem aureos et argenteos deos, quos prisci reges sanctorum pontificum verbis instructi propter Cristi reverentiam delevere, ad Cristi iniuriam certatim a nostris hodie regibus ac pontificibus renovari. Si bene est quoniam argentum et aurum non ut deos colunt et, ut premordaciter ait ille [Juvenal (Ювенал) i. 113–114], funesta pecunia, celo nondum habitas, nullas nummorum ereximus aras, colitur tamen argentum et aurum tanto cultu quanto nec Cristus ipse colitur et sepe vivus Deus inanimati metalli desiderio atque admiratione contemnitur: non tamen adhuc argentum aut aurum deus esse creditur.

De otio religioso / Ed. G. Rotondi. Città del Vaticano, 1958. Р. 21–22 (c. 66)

Поэтому если верить не Христу, то кому же? Камню? слоновой кости? немому бездушному дереву, чьи уста не говорят, руки не осязают, ноги не ходят, уши не слышат, ноздри не чувствуют запахов, глаза не видят? Так кому уподобили вы Бога, говорит Исайя [40: 18–20], и какое подобие найдете Ему? Или его выкует кузнец, смастерит из золота и серебряных пластин ювелир? Но мудрый мастер старается воздвигнуть статую на века, и потому избирает прочное и негниющее дерево. Этот негниющий, но бесполезный пень давно еще высмеял Флакк [Sat. (Сатиры) I. 8. 2–3]: «в нерешимости плотник, скамью ли тесать иль Приапа, богом быть указал»[295], но богом скорее для устрашения птиц и воров, чем для поклонения верующих, да и лучше для человеческого ума иметь такого садового сторожа, чем такого бога. Или надежнее, быть может, верить драгоценным материалам, серебру и золоту? Поскольку, как известно, идолы язычников – серебро и золото, дело рук человеческих [Пс. 134: 15], и подобны им будут делающие их и всякий, кто надеется на них [Пс. 134: 18]. В наши дни мы видим, сколь многие – даже из наших близких – верят именно в них. Да постыдится и смутится всякий, кто помышляет о золотых и серебряных богах, которых древние цари, наученные словами понтификов, разрушили ради почитания Христа, а нынешние цари и понтифики во оскорбление Христа наперебой их восстанавливают! К счастью, серебро и золото еще не совсем стали богами и, по язвительному замечанию поэта [Juvenalis (Ювенал) 1. 113–14], «роковая деньга обитает не в храме, мы не воздвигли еще алтарей, и монетам не создан культ»[296], тем не менее серебро и золото почитают с таким рвением, с каким не поклоняются и самому Христу. Часто живой Бог уступает жажде бездушного металла и восхищению перед ним. И все же до сих пор серебро и золото не были признаны богом.

О монашеском досуге De otio religioso / Ed. G. Rotondi. Città del Vaticano, 1958. Р. 21–22 (c. 66)

III. Колюччо Салютати

Ascendamus consecratum pio cruore beati Miniatis ab Arni sinistra ripa colliculum aut antiquarum Fesularum bicipitem montem vel aliquod ex circumstantibus promuntoriis unde per sinus omnes completius videri possit nostra Florentia. Ascendamus, precor, et intueamur minantia menia celo, sidereas turres, immania templa, et immensa palatia, que non, ut sunt, privatorum opibus structa, sed impensa publica vix est credibile potuisse compleri, et demum