Габриэль, что ей нужен настоящий бутик, чтобы продавать шляпки, я решила, что ослышалась. Бой Кейпел, судоходный магнат, экспортер угля, думал так же, как я, простая продавщица из провинции. Он также заметил в ее изделиях нечто большее, чем просто хобби и curiosité dujour, и оценил их привлекательность.

Я не была наивной. Я была права.

– Думаю, в этом что-то есть, Коко. – Он стоял, небрежно прислонившись к книжному шкафу и изучая гроссбух, его черные как смоль волосы были зачесаны назад настолько безупречно, что можно было увидеть линии от зубьев расчески. – Ты не должна позволить этому пропасть.

На нем были твидовый однобортный блейзер с отложными манжетами, свободные, идеально сшитые, отглаженные брюки, галстук, завязанный изящным узлом. Кончики его густых черных усов были подстрижены четко по линии губ и гармонировали с густыми черными бровями. Бой производил впечатление властного человека, способного войти в любую дверь и добиться своего. Он не был нахалом, просто спокойным и уверенным в себе мужчиной с налетом таинственности (благодаря внимательным зелеными глазам, по которым невозможно было понять, о чем он думает).

Интересно, Габриэль когда-нибудь показывала ему свои танцевальные па? Она по-прежнему фанатично ходила на занятия. Конечно, он понимал, как и я, что на этом поприще у нее нет шансов.

– В тебе есть все качества деловой женщины, – снова обратился он к Габриэль. – Ты в состоянии выжать из этой затеи максимум. Особенно с Нинетт, обладающей обаянием и интуицией прирожденной продавщицы.

Ресницы Габриэль затрепетали. Рядом с Боем моя жесткая сестра становилась мягкой и податливой, ее прямые линии и острые углы становились плавными изгибами.

– Ты просто так это говоришь, – произнесла она. Интересно, она имела в виду то, что касалось ее, меня или нас обеих? Я, например, была счастлива, услышав комплимент. – Хочешь найти мне занятие, – продолжала она, играя прядью волос, выбившейся из прически. – Ты не любишь, когда я скучаю.

Бой подошел к ней, взял ее за подбородок и приподнял его, глядя прямо в глаза.

– Ты прекрасно знаешь, Коко, что я не из тех, кто «просто так говорит».

Габриэль перестала хлопать ресницами и жеманничать. Она посмотрела ему в глаза, и я почувствовала, как между ними пробежал ток. Может быть, он знал ее лучше, чем она сама. Он серьезно относился к ней, к ее интуиции, ее взглядам, ее уму и пытался научить ее делать то же самое.

Несколько недель спустя Габриэль вернулась из танцевального класса в мрачном настроении. Учительница сказала, что у нее недостаточно таланта для сцены.

– Да что она понимает?! – воскликнула я, бессознательно принимая сторону Габриэль, желая защитить ее от той травмы, которую она получила после прослушиваний в Виши. Хотя, конечно, учительница была права.

– Она понимает! – Лицо Габриэль исказилось.

Я надеялась, что после этого она задумается о бутике, наконец осознав, что ее призвание – изготовление шляп. Но она продолжала ходить на уроки, чтобы, по собственному утверждению, «оставаться в форме».

Моя бедная сестра. Как обескураживает способность видеть красоту, чувствовать ее внутри, но не уметь выразить ее каким-либо образом. Вы пытаетесь показать красоту определенными движениями, вот только получается не так грациозно, как вы себе представляете. Вы пытаетесь петь, вот только мелодия выходит не так, как звучит у вас в голове.

Я разделяла ее разочарование. Я все еще цеплялась за свои мечты, какими бы легкомысленными они ни были: объявление о свадьбе в газете, посещение скачек… Все эти годы, прожитые вне монастырских стен, я порой чувствовала себя тенью, а не человеком. Мне нужно было доказательство того, что я – Нечто Большее.

В сентябре Селестина ворвалась к нам с новостями. С хорошими новостями. Дорзиа отнесла ее набросок с Габриэль в популярный театральный журнал Comoedia Illustré и предложила купить для следующего выпуска. Им настолько понравилось, что они предложили Габриэль позировать фотографу.

– Мне?! – искренне удивилась Габриэль.

– Да! – ответила Селестина. – Обычно в качестве моделей выступают актрисы. Но мой рисунок сочли настолько очаровательным, что хотят, чтобы именно ты представила свою шляпу. В следующий понедельник в два часа у них в офисе. Фотограф будет ждать. И еще, возможно, они используют некоторые мои рисунки. Но даже если передумают, аванс мне уже заплатили.

Мы были в восторге. Столько лет коллекционировать журналы, часами восхищаться фотографиями – и вот Габриэль может оказаться в одном из них!

– А что я надену? – встревожилась сестра.

Мы потратили несколько дней, пытаясь выбрать идеальный образ, наряд, которая не затмит шляпу, а дополнит ее. Мы изучали фото актрис в старых журналах, чтобы понять, должна ли Габриэль сидеть лицом к камере или повернуться в профиль? Оставаться серьезной или улыбаться?

В день встречи мы с Селестиной сопроводили взволнованную Габриэль в студию и остались ждать в приемной. Она вернулась восхищенная, но все еще обеспокоенная. Что, если ни одна из фотографий не окажется удачной? Что, если она будет выглядеть глупо? Что, если они выберут не ту, которая покажет ее или шляпу в самом выгодном свете?

Но в конце месяца настала очередь Дорзиа ворваться к нам, размахивая новым октябрьским изданием Comoedia Illustré.

– Коко, Нинетт, смотрите!

Это был сигнальный экземпляр. Мы лихорадочно листали страницы, пока не нашли фото Габриэль в профиль, в шляпе с эффектным белым плюмажем и в блузке с изящным воротником. Ее глаза были слегка опущены, легкая улыбка играла на губах.

– Это прекрасно! – Я задыхалась от восторга. Это был не сон! – Ты выглядишь, как звезда сцены.

Однако как раз звездой сцены она не была. Все это время она пыталась петь, пыталась танцевать. Жаждала признания. И теперь она наконец получила его благодаря сшитой ею шляпе.

– Бой нашел место, – сообщила Габриэль, входя в квартиру бодрым октябрьским утром и снимая пальто. – На улице Камбон.

– Место? Для чего?

– Для бутика.

Мне хотелось обнять ее, или заплакать, или и то и другое вместе, но я сдержалась. Потому что чувствовала: ей трудно говорить об этом. Ведь тем самым она официально отказывалась от сцены. Но чем больше она рассказывала, что помещение находится в самом сердце Парижа, в нескольких шагах от предместья Сент-Оноре и Вандомской площади, что совсем недалеко Рю-де-ля-Пэ с модными заведениями мадам Альфонсины и известных кутюрье Уорта, Пакен и Дусе, – тем больше воодушевлялась.

– Бой обнаружил его, когда после обеда выходил из «Ритца», – продолжала она. – Это как раз напротив.

Я почувствовала огромное облегчение. Мысль о том,