Шрифт:
Закладка:
И тогда они забрали Джулию-Берту.
– Ее больше нет, – сказала медсестра, а из окна как ни в чем не бывало лился свет.
Я в полубессознательном состоянии подняла голову.
– Нет, она здесь, – возразила я, чувствуя ее рядом.
Но ее кожа была прохладной. Она не дышала и не двигалась. Я закричала, но в тот момент, когда медсестры попытались оторвать меня от нее, я могла поклясться, что услышала ее голос – он так ясно прозвучал в моей голове, свободный и безмятежный:
«Не волнуйся, Нинетт. Все хорошо. Я нашла свое Нечто Лучшее».
Несколько дней спустя Габриэль, Эдриенн и я вместе с Боем и Морисом похоронили Джулию-Берту в Cimetiere de La Chapelle[58] среди весенних цветов – новой жизни, распускающейся среди могил. Мох цвета изумрудов покрывал старые каменные гробницы, словно они были одеты в вечерние платья для какого-то мрачного торжества.
Мы были непреклонны в том, что бабушке и дедушке пока не стоит об этом сообщать. Видеть их не хотелось. Они отчасти были виновны в смерти Джулии-Берты, потому что не присматривали за ней должным образом, использовали ее внешность на рынке, чтобы привлечь клиентов к своему товару. Тяжелые условия, которые они создали ей, в конечном итоге погубили нашу сестру, как когда-то нашу мать.
Когда церемония закончилась, Эдриенн и Морис уехали в Виши. Бой предложил отвезти нас домой, но нам с Габриэль нужно было побыть с сестрой. Мы задержались у могилы, рассыпав на земле хлебные крошки, чтобы привлечь птиц, которых так любила Джулия-Берта. Не хотелось оставлять ее одну.
– Это наша вина, – сказала я. – Мы ее бросили. Надо было почаще навещать. Возможно, мы бы увидели кровь, заметили вовремя, что она заболела, и смогли бы что-то предпринять, может быть…
– Остановись! – сказала Габриэль властным тоном, поразившим меня. Я подняла голову; казалось, ее темные глаза почернели еще больше. Ее ноздри раздувались, как у быка. – Хватит! Это закончилось. Мы больше никогда не будем об этом говорить.
– О Джулии-Берте? – не поверила я.
– Нет. О прошлом. Нашем прошлом. Обазин. Сиротский приют. Мулен. Ничего этого никогда не было – и точка!
– Габриэль, ты устала, расстроена…
Выражение ее лица стало таким суровым, что я испугалась.
– Вся эта тьма, – продолжала она, – разве ты не чувствуешь? Она преследует нас день и ночь. Она хочет утопить нас, задушить, как это случилось с нашей матерью, с Джулией-Бертой. Мы не можем этого допустить. – Она подалась вперед, ее лицо было совсем близко от моего, голос звучал низко. – Джулию-Берту убила не чахотка. Это было проклятие нашего рода. Наше прошлое – это груз. Петля на шее. Оно диктует нам, диктует миру, кем и чем мы должны быть. – Выражение ее глаз одновременно казалось безумным и одухотворенным. – Ты думаешь, я сумасшедшая, – усмехнулась она. – Но это не так. Это единственный способ идти вперед. Это единственный способ остаться свободными. Мы похороним прошлое в этой могиле вместе с Джулией-Бертой. Мы задушим его прежде, чем оно задушит нас.
– Каким образом? Я ничего не понимаю!
– Очень просто: мы сами выберем свое прошлое. Оно не должно управлять нами. Мы будем контролировать его. Например, наша мать умерла, да – но она не была влюбленной дурочкой. Наш отец уехал в Америку. Нас воспитывали тетки в загородном доме. Состоятельные тетки, владеющие землей и лошадьми. Они были строги, но заботились о нас. Мы прекрасно питались деревенской едой. Нам всегда было тепло. Мы носили чистую и удобную одежду.
Ее слова ошеломили меня. Как долго ей это мерещилось? Она снова была похожа на девочку, отчаявшуюся от одиночества, которая придумывала истории, чтобы скрыть правду. Я вспомнила, как еще в Обазине она солгала, что наш отец в Америке.
Гордость помогла ей скрыть правду, но боль Габриэль была настоящей, похороненной глубоко внутри, и единственным способом выжить она считала отрицание. Какое заблуждение!
Мы с ней были разные, тем не менее я ее понимала.
– Обещай мне, Нинетт. Скажи мне, что ты обещаешь. Мы нигде не будем рассказывать о том, откуда мы на самом деле. Никому. Никогда.
Я смотрела на могилу Джулии-Берты, где небольшая стайка птиц уже клевала крошки. Это было предательством, но Джулия-Берта ушла, а Габриэль была здесь, и больше всего на свете я хотела унять ее боль. Я соглашусь с ней, но ничего не забуду. Глядя прямо в глаза Габриэль, я сказала то, что она хотела услышать:
– Я обещаю.
СОРОК ЧЕТЫРЕ
Как бы жестоко это ни звучало, однако мир продолжал существовать без Джулии-Берты. Солнце вставало и садилось как обычно, природа оставалась безмятежной. Полагаю, в этом и заключалась ее роль: растормошить оставшихся, напомнить нам, что мы все еще здесь.
Шляпы снова стали нашим утешением, и мы с головой ушли в работу. Я помогала Габриэль экспериментировать с формой: шляпа должна была напоминать букву «S», поля спереди загнуты вниз, по бокам – вверх, а сзади – снова вниз. Сложный дизайн. Она, как никогда раньше, придирчиво выбирала тип перьев, долго примерялась, как их расположить. На изделии допускался исключительно один вид, варьировалось только количество. В разгар процесса она заставляла меня надевать заготовку, а затем несколько часов кряду изучала меня со всех сторон и создавала каскад из пышных страусиных перьев или тонких и прямых, словно солнечные лучи, перьев цапли.
– Нет. Это слишком, Нинетт. Убери немного.
– Этого недостаточно, Нинетт. Добавь еще.
Она могла раздражать. Сводить с ума. Но все это стоило того, чтобы, закончив работу, устало рухнуть на стул, среди разбросанных повсюду кусков ткани, иголок, перьев и булавок, и гордо взирать на наше сокровище, блистающее на своем троне-«шампиньоне». Готовая шляпа становилась освобождением от всего, что творилось внутри нас, упорядочением внутреннего хаоса.
Для меня видеть наше творение на хорошем клиенте было самой большой наградой. Именно это оживляло изделие: блеск в глазах покупательницы, довольное выражение лица, внезапная легкость походки, полная трансформация настроения и состояния души. То, что это происходило благодаря мне, приносило огромное удовлетворение и ощущение востребованности и силы, которых у меня раньше никогда не было.
Я все еще мечтала о настоящем бутике, с мастерской и складом для хранения материалов. Мое воображение рисовало заманчивые картины. Габриэль будет придумывать шедевры. Мы наймем работниц, которые будут шить и отпаривать – все в строгом соответствии с требованиями Габриэль. А я – стоять перед входом и руководить торговым залом, где все: зеркала, подсветка, удобные мягкие кресла –
