Шрифт:
Закладка:
Райты выберутся здесь. — Кейтсби указывает на юго-восточное окно. — Вы тоже, Кит. Таким образом вы окажетесь в садах Миддл-Темпла. Внутрь ведет только одна дверь, которая будет охраняться. Когда дело завершится и люди королевы поймут, что суета в здании — не часть представления… во всяком случае, не заранее задуманная часть… и уяснят, что случилось, они погонятся за вами. Мы считаем, что у вас будет не более пяти минут форы. Пять минут с того мгновения, когда Райты потушат свечи. Ваш клинок вонзится в грудь королевы, вы вылезете в сад через окно и доберетесь до реки. Там вас будет ждать лодка.
Между окном и причалом около десятой части мили. Двести одиннадцать шагов или вполовину меньше, если бежать. Я это знаю, измеряла сотню раз. Но на карте расстояние выглядит огромным. Это расстояние между жизнью и смертью.
— А где будете вы? — спрашиваю я. — И Том Первый и Том Второй?
Два Тома смущенно переглядываются. Я никогда не произносила этих прозвищ вслух.
— Уинтер — первый, Перси — второй, — поясняю я.
— Уинтер будет следить за происходящим с безопасного расстояния, — говорит Кейтсби. — Получив подтверждение того, что все прошло как надо, мы с Перси отправимся в Уайтхолл и предъявим вот это. — Из своего праздничного дублета он достает толстый лист дорогого пергамента, перевязанный черной лентой и запечатанный восковой печатью размером с мой кулак.
— Грамота от папы Климента и от Филиппа Третьего Испанского, обещающих дружбу и поддержку суверенной Англии при условии бескровной передачи власти эрцгерцогине Изабелле. — Он выразительно помахивает письмом и убирает его за пазуху. — Министрам придется согласиться, если они не хотят войны против Испании, Португалии, Италии, Австрии и Франции разом.
— А как же я? Куда мне деваться, когда я уплыву на лодке?
— Мы выплатим вам две тысячи фунтов. Вы сможете отправиться, куда захотите. Остаться в Лондоне под нашим покровительством или вернуться в Корнуолл, если вам этого хочется. Новое правительство вернет вам Ланхерн, титул и право на ренту. Вы станете богатой женщиной, Катерина. И заживете в мире.
Кейтсби хочет успокоить меня, предложить награду за хорошо проделанную работу. Но мне неприятно думать, что все это завершится там же, где началось. Как будто ничего и не случилось.
Тоби
Сейнт-Энн-лейн, район Олдерсгейт, Лондон
5 января 1602 года
Рождество я встретил в одиночестве, как и Новый год. Эта неприятная традиция родилась в год смерти Марло и с тех пор процветает. Я отклонил приглашение на королевский праздник в Уайтхолле — еще одна традиция — и приглашение Кэри на рождественский ужин с его семьей. Не потому, что мне не хотелось к людям. Просто сама мысль о том, чтобы весь вечер плести все новую и новую ложь, утомительна, к тому же в такой день ложь особенно нехороша. Проще и безопаснее остаться одному.
Точнее, с письмом.
Я получил его четыре дня назад, в первый день нового года, из западной Англии. Оно пришло на день раньше, чем я рассчитывал, и я до сих пор его не открыл. Внутри ответ на мой вопрос о дружбе Кита с юношей по имени Ричард и сведения о том, не пропадал ли конюх или какой другой слуга не только в Девоншире, но и в Корнуолле.
Я не открывал письмо, потому что ответ меня больше не интересует. Может быть, конюх и пропал. Но если этот конюх не был девушкой, то он мне не нужен. И юноша по имени Ричард тоже. Кит говорил, что Ричард — сын аристократа. Я думал, что это правда, но могу и в этом ошибаться. Может быть, никакого Ричарда вовсе нет. Или он носит другое имя. Однако кем бы ни был этот человек — суженым Катерины, обманутым и брошенным в Плимуте или Корнуолле, разгневанным, испуганным, убитым горем или безразличным, мне нет до него дела.
Но в холодной сырой одинокой комнате я начинаю думать, что все же есть.
Я беру письмо. Пергамент потерся на сгибах, забрызган грязью, покрыт пятнами дождя. К черному воску небрежно приложен большой палец. Сжечь ли письмо? Бросить ли его в тихо потрескивающий огонь камина? Я потратил шесть пенсов на вязанку дров, и это моя единственная уступка празднику. Тогда я освобожусь от Катерины и смогу вернуться к делу, к своим подозреваемым. К работе. Смогу окончательно воплотить в жизнь план, который вынашивал два года. Завтра все закончится. Я буду свободен идти, куда пожелаю, думать и делать, что захочу, без чужого присмотра.
Быстро, чтобы не успеть передумать, я взламываю печать.
Девоншир (Плимут, Тивертон, Торрингтон, Солкомб, Форд и Эксетер). Ни одно из благородных семейств не сообщало о смерти или пропаже человека по имени Ричард. Есть записи о трех юношах неблагородного происхождения (двенадцати, пятнадцати и двадцати одного года), умерших в 1601 году, в феврале, апреле и июле. Не сообщалось о пропаже работников, конюхов и кучеров. Корнуолл (Ньюйквей, Труро, Камбурн, Сент-Айвс). В октябре 1601 года скончался один благородный господин, Ричард Арундел (тридцати семи лет). Также скончался один юноша неблагородного происхождения, четырнадцати лет. Один пропавший работник, октябрь 1601 года, Йори Джеймсон, семнадцати лет, конюх Ричарда Арундела.
Ричард Арундел. Тайный католик из Корнуолла, убитый во время нападения на его дом в октябре, укрывавший священника, казненного в прошлом месяце и признавшегося в злоумышлении против королевы. Пропавший конюх — тех же лет, которые Кит приписал себе на прослушивании. Пропавший в октябре.
Я опускаю письмо.
Если бы я считал Кита парнем, этого хватило бы, чтобы забыть об Аларе и Севере и посвятить остаток времени — с сегодняшнего дня и до самого представления — слежке за ним. Это совпадает со всем, что я о нем знаю. Странный мелодичный выговор, казавшийся мне слишком нарочитым для Девоншира, но в самый раз подходящий для Корнуолла. История о службе конюхом у аристократа. Неожиданная образованность, знание пьес и книг. Я думаю о словах, которые она выбирает, о безупречных манерах, об изящном реверансе перед Шекспиром в первый день в «Глобусе». То, чего не понимаешь, пока оно не окажется прямо под носом. Все сходится. Вот только Кит — девушка по имени Катерина.
Это совпадение необходимо запомнить. Все чувства, отточенные шестью годами работы, кричат, что что-то здесь не так. Я не могу понять, цепляюсь ли за нее, потому что испытываю подозрения, или просто потому, что не хочу ее отпускать.
До сих пор я не позволял себе об этом думать: что случится, если Кит окажется убийцей? Каково будет сообщить его имя министрам? Привести королевскую стражу туда, где он точно появится. Не в «Глобус», там слишком много людей, а в его пансион или в «Розу» или перехватить его на одной из ночных прогулок. Взять его, заковать хрупкие запястья в железо, оттащить в Тауэр, где держат самых опасных преступников — тех, что угрожают королеве и королевству. Туда засунули священника из Корнуолла. Его могли бы даже посадить в ту трехфутовую клетку под названием «Без отдыха», выводя только для пыток. Вырывать у него имена заговорщиков, как вырывали их у священника. Растягивать его на дыбе, пока не лопнут кости, бросить изломанное окровавленное тело на телегу и отвезти в Тайберн. Казнить не тайно, в Тауэре, как Эссекса, а прилюдно, в публичном месте, где народ будет выкрикивать оскорбления и швырять в него палками и камнями, пока палач не разрежет его, пока руки и ноги не полетят в стороны, а голова…
