и темненький эльфята разом повисли на моей шее.

– Ух, как вы выросли! – я тут же осела на пол. – Тяжеленькие!

– Мы взрослые уже! – закивал светленький. – Почти.

– Я взрослее, – не преминул вставить свое любимое темненький. – Потому что первенец!

– Ой-ой, а папа сказал…

А вот, кстати, и папа! Я улыбнулась Лунаэлю, полагая, что последует церемонный поклон, ведь остроухи известны своей сухостью и вежливостью. Но тот меня удивил, мигом прижав к себе.

– Вот, папа тоже соскучился! – хором заявили эльфята, подогрев гнев моего дракона.

– Я тоже соскучился, остроух! – Черут оторвал его от меня и закружил в воздухе, так крепко обняв, что у любвеобильного эльфа не только кости, но еще и ушки затрещали. – Сил нет, ночей не спал, тосковал по тебе!

Мы с Шустриком захихикали.

– Весело! – завопил откуда-то прискакавший тушкан.

– Ревнивый у вас супруг, госпожа Даниэлла, – констатировал порядком помятый недовольно морщащийся Лунаэль, когда дракон поставил его на землю.

– Это потому что драконы свое сокровище никому не отдадут! – с улыбкой пояснила я.

– Это точно! – подтвердил чешуйчатый, теперь прижав к себе меня. – Что? Я тоже соскучился по любимой супруге!

– Даже по той, которая дерется кнутом? – уточнила на ушко.

– Особенно по ней, – ухмыльнулся нахал. – Бери кнут и пойдем найдем свободные покои! Сможешь делать со своим мужем все, что пожелаешь, затейница моя!

– А кто по поляне бегал и взвизгивал, как девчонка, когда его жена воспитывала? – напомнила, лукаво улыбаясь.

– Не было такого! – мой геккон замотал головой. – Это для вида было. Мою шкуру задубевшую не пробьешь ничем, в армии батогами били и хоть бы хны!

– Симулянт! – ахнула я. – Думала ведь, что тебе и в самом деле больно! Потому и стегала вполсилы, больше для острастки!

– Прости, – мурлыкнул, снова ухмыльнувшись в своей неподражаемой манере.

– Я подумаю. А пока идем, безумно хочется помыться и отдохнуть!

– Идем, идем! – воодушевился супруг. – Тут роскошные купальни!

– Ты что задумал, чешуйчатый? – подозрительно глянула на него, зашагав к выходу из зала.

– Ничего особенного. Хотя, это как посмотреть, – он подтолкнул меня под попу для ускорения. – Идем, там видно будет. Спинку тебе потру…

***

Купальни и в самом деле впечатляли. Я еще с прошлого визита в Цитадель помнила, как сияющая вода, явно обработанная магией, мигом уносила усталость и боль в мышцах, заживляла мозоли и ссадины, заставляя сладко стонать в ее объятиях. Но мой ревнивец желал, чтобы стонала я только в его руках.

Поэтому, когда местных банщиц, окруживших гостью, не удалось выставить за дверь недвусмысленными намеками, мой наглец просто стянул портки и, посмеиваясь, посмотрел вслед быстро сбежавшим девушкам, у которых кончики острых ушек налились алым от смущения.

– Ну ты и гаденыш! – пораженно выдохнула я.

– А что? – пожал плечами. – Думал, они меня сейчас вымоют, маслами натрут, массажик сделают какой! Кто же знал, что эльфийки такие стыдливые!

– Сейчас тазиком тебе массаж устрою! – толкнула этого наглеца в воду, куда он с превеликим удовольствием и шлепнулся, подняв волну брызг до потолка.

– Бросай тазик, иди ко мне, любимая, моя грязная пока еще женушка! – проворковал, нарезая круги, как акула и опаляя мое лицо кипящей зеленью глаз.

– Пока еще женушка? Или пока еще грязная? – пришла моя очередь издеваться над изнывающим мужем – теперь, когда вода ничего не скрывала, это было очевидно.

– Ты моя жена навсегда! – рыкнул он и, оперевшись о бортик, почти выскочил из воды, пытаясь схватить меня.

– Ты, озабоченный дельфин! – расхохоталась я, отскочив в сторону. – Кто торопится, тот один моется!

– Может, тогда эльфиек позовешь? – дракон вернулся в воду, заставив залюбоваться собой, легко и упруго рассекающим сияющие волны.

– Могу и позвать, – пожала плечами, – если хочешь. Но сначала хорошо подумай, – глядя в его глаза, медленно расстегнула пуговки платья.

Стянула его с одного плеча. Потом, помедлив, с другого. Ткань поползла вниз, замерев на сосках, и супруг судорожно сглотнул, замерев. Еще чуть ниже, и с его губ сорвался стон.

– Ну, ты подумал? – я усмехнулась довольно, наслаждаясь реакцией любимого мужчины, который жизнь был готов отдать за продолжение.

– Да! – хрипло выдохнул. – Только ты! Дэна, ты мне нужна… – мотнул головой. – Как никто и никогда! Я все отдам, все смогу, лишь бы быть с тобой! Стать достойным тебя, любимая!

Правильный ответ. Но главное, честный, по глазам вижу.

Я шагнула к бортику, по пути переступив через платье, упавшее к ногам. Вытащила из волос шпильки, бросила их на пол и прыгнула в воду. Она приняла мое тело бережно и ласково. Но это было не то, чего мне хотелось.

К счастью, мой дракон прекрасно знал, чего на самом деле жаждет его супруга. Он набросился на меня, с рычанием смяв губы, рывком притянул к себе, обнимая так крепко, что каждая косточка в теле взмолилась о пощаде.

Но я ее не желала, растворяясь в его кипящих страстью очах с вертикальной иглой зрачка, прорезавшей неистовую зелень. Растерзай меня, мой хищник! А потом окутай бархатной нежностью поцелуев и ласк. И снова растерзай! Любимый…

***

Ночь пролетела так быстро, что мы даже не заметили. Когда оторвались друг от друга, чтобы хоть немного поспать, уже пора было вставать.

– Прости, – повинился мой дракон.

– Простила, – ответила с улыбкой на распухших от поцелуев губах.

– За все? – осторожно уточнил он, напрягшись.

– За все, – беспечно выдохнула, по самую маковку заполненная счастьем.

Мы оделись и, взявшись за руки, отправились на завтрак. А потом к нам подошел Астер. Подлеченный местными целителями, переодетый в белый камзол, вышитый серебром, он был прекрасен, но как произведение искусства – таким любуешься в музее, но у тебя и мысли не возникает утащить его домой.

Да и вешать там некуда, ведь стены заняты рисунками детей – милыми косыми человечками и первой акварелью старшей дочери. В ней чувствуется неумелая рука и довольно трудно разобрать, что вообще хотела изобразить юная художница, но для тебя это лучшие картины на свете.

И никакое общепризнанное чудо, вышедшее из-под кисти матерого маэстро, имя которого принято произносить с придыханием, не подвинет в твоем сердце эти любимые картинки, которые чужие именуют мазней.

На руке Астера висела цербером глядящая на меня остроухая. Я прильнула к своему мужу, дабы она поняла, что нет необходимости точить о мое личико ухоженные коготки. И вообще, мой дракон круче какого-то эльфа! Это же дракон!

– Нам нужно поговорить с вами, госпожа Даниэлла, – в голосе эльфа теперь не было и тени той теплоты, которую он позволял себе, когда лежал в моем подвале чуть живой.

Но оно и понятно, его тоже явно