митрополит вершил свой апелляционный суд, что было его долгом и одновременно источником дохода (за совершение суда полагались кормления) [Карташев 1993: 291]. Первоиерарх завел тем самым новую форму апелляционного суда: теперь не к нему ехали, а он сам объезжал свою паству [Голубинский 1997в: 56, 57]. Здесь можно увидеть аналогию с полюдьем – объездами князьями своих земель[192] [Кривошеев, Соколов 2002: 159–160]. Кирилл был хорошо знаком с этим явлением, он понимал, что оно утратило свои языческие признаки (их постепенная утрата шла уже с рубежа XI–XII вв.)[193], и решил использовать полюдье для нужд своей кафедры. Для преемников Кирилла путешествия по подвластным землям станут нормой.

Нельзя забывать, что киевским князем в тот период был Александр Невский, получивший от татар «Кыев и всю Русьскую землю» [ПСРЛ, т. I: стб. 472]. А. П. Григорьев полагает, что титул князя Киевского был нужен Александру Ярославичу, так как он имел «дальний политический прицел – переместить церковный центр в Северо-Восточную Русь», что позволило ему позже «взять под свою руку Киевского митрополита Кирилла» [Григорьев 1990: 55]. В это время на Руси начал складываться союз Даниила Галицкого и Андрея Ярославича, направленный против татар. Эта коалиция была скреплена браком Андрея Ярославича с дочерью Даниила, венчал молодых сам Кирилл [ПСРЛ, т. I: стб. 472]. Значит, перед нами еще одна причина поездки пастыря на север: он был посредником в заключении союза между князьями – сторонниками вооруженной борьбы с монголами. Вероятно, в то время Кирилл был врагом татарской власти [Охотина 1900: 75], и мы видим, что он при первом своем появлении «выступил на Суздальской земле как политик, явно связанный с Галицким князем» и его планами [Флоря 2004: 163–164].

Находясь на севере, митрополит в сопровождении епископа Кирилла Ростовского посетил Новгород, где поставил архиепископом Далмата [НПЛ: 80, 304; ПСРЛ, т. I: стб. 472]. С этого времени посещения митрополитами Волховской столицы будут повторяться, причиной чего было среди прочего усиление роли Новгорода в политико-экономическом раскладе сил на Руси. Такое усиление стало возможным, в частности, благодаря тому, что город сумел избежать разорения в 1238 г. Как известно, двигавшиеся по Селигерскому пути монголы не дошли до Новгорода около ста верст. Последним пунктом, уничтоженным захватчиками, стал сопротивлявшийся две недели Торжок, защитники которого так и не дождались помощи с берегов Волхова. Историки указывали на разные причины, по которым Торжок, как и другие русские земли, был предоставлен новгородцами своей судьбе. Сейчас же мы, несколько отвлекаясь от основной темы, обратим внимание на еще один примечательный факт: в Новом Торге к 30-м годам XIII в. активно обозначались сепаратистские тенденции, «город, видимо, притягивал всех недовольных новгородской городской общиной» [Фроянов, Дворниченко 1988: 177–178]. А потому Новгород в 1238 г. не был особенно заинтересован поставить все на карту ради Торжка, разорение которого к тому же должно было надолго перечеркнуть сепаратистские устремления его жителей.

Однако «возвратимся на прежнее». Прибытие в город митрополита, да еще в сопровождении епископа Ростовского, было, конечно, само по себе далеко не рядовым событием. К тому же с заступничеством одноименного обоим архиереям святого – Кирилла Иерусалимского – новгородцы связывали избавление от войск Бату-хана [Янин 2004а: 207]. Это должно было усилить впечатление, произведенное на жителей приездом иерархов.

В самом Новгороде в 40–50-е годы XIII в. в условиях постоянной военной угрозы особенно возрос авторитет Александра Невского. Не будет преувеличением сказать, что этот князь был вскормлен новгородцами, подобно тому, как за полтора столетия до того так же воспитывался на берегах Волхова сын Владимира Мономаха Мстислав. Однако особенно авторитет Ярославича укрепили военные победы. Именно благодаря им князь сумел добиться особых властных прерогатив [Янин 2003: 203–206].

Александру Невскому сразу же удалось выстроить конструктивные отношения и с митрополитом Кириллом. Во время визита последнего в Новгород князь сумел расположить к себе первоиерарха собственными антикатолическими воззрениями, что обеспечило ему в будущем поддержку главы Русской церкви [Григорьев 1990: 58]. Сам Кирилл почувствовал опасность сближения с папской курией в Никее (там же он, вероятно, получил и строгие антипапские инструкции от патриарха) [Карташев 1993: 293]. Митрополит изменил свои первоначальные взгляды, и у него теперь не могла вызывать симпатии ориентация Даниила Галицкого на союз с Римом.

Так впервые после вторжения войск Батыя была заложена основа для политического взаимодействия русского первоиерарха и севернорусского великого князя, и неважно, что Александр на тот момент формально был киевским правителем: реально его интересы и судьба (как и судьбы его потомков) были связаны с северо-востоком.

Ко времени прибытия митрополита в церковном управлении Владимирской Руси сложилась особая ситуация. Гибель епископа в великокняжеской столице сделала духовным центром земли Ростов, чей владыка Кирилл остался в живых благодаря своевременному уходу из города. До татарского нашествия Ростов проигрывал своему прежнему пригороду Владимиру в противостоянии, но в 1238 г., после ухода монгольских войск с северо-востока Руси, у Ростова появилась возможность взять реванш, и епископу Кириллу Ростовскому, волей случая оказавшемуся старшим иерархом Северо-Восточной Руси, отводилась здесь особенная роль.

Прежде всего, действуя в интересах Ростова, он перенес тело убитого на реке Сить великого князя Юрия Всеволодовича в Ростов, нарушив тем самым сложившуюся традицию захоронения великих князей в Успенском соборе Владимира. Весьма возможно, что ростовцы вслед за этим рассчитывали и на перенос политического центра в их город. Видимо, с этим связано и начало летописной работы при дворе епископа Кирилла, в то время как во Владимире после монгольского разорения летописание находилось в затяжном кризисе[194]. Но всем этим планам не суждено было сбыться: Ярослав Всеволодович настоял на перезахоронении тела погибшего брата, постаравшись разрушить планы ростовцев. Интересно, что еще в период вооруженной борьбы Константина и Юрия Всеволодовичей, выражавших интересы Ростова и Владимира соответственно, Ярослав выступил на стороне последнего. Приезд же на северо-восток митрополита лишал Ростов и значения церковного центра, ибо по прибытии первоиерарха епископ Кирилл автоматически терял власть над великокняжеской столицей.

Как известно, антитатарская коалиция русских князей потерпела крах. Вернувшегося из Орды великим князем Владимирским Александра Ярославича встречал у Золотых ворот Владимира «митрополит и вси игумени и гражане» [ПСРЛ, т. I: стб. 473]. Вероятно, Кирилл окончательно понял тщету усилий сбросить власть ханов в данное время. Поддержка митрополита, безусловно, должна была оправдать действия Александра в глазах народа [Алексеев 1990: 48]. В будущем Ярославич убедит в лояльности Кирилла ханскую власть (как добьется и реабилитации своего брата Андрея) во время своих поездок в Орду.

Митрополит Кирилл окончил свой земной путь в 1280 г., причем умер во время пребывания в одном из городов северо-востока – в Переяславле-Залесском [ПСРЛ, т.