Тарх кивнул, понимая, что выбора нет. Ноги сделались ватными. Руки то ли похолодели от ужаса, то ли онемели от тяжести неба. Он принялся перебирать в голове, что бы такое спеть, особенно, если не сыграешь на дуде, которая торчит за поясом.

Вспомнился пир у киммерийского кагана, когда тоже поставили перед выбором: спеть хорошо или лишиться головы.

Таргитай сутулится под тяжестью усеянного звёздами неба, но, глядя на окутанную сиянием Горную Деву, гордо выпрямился, слыша, как трещит собственная спина. Раздвинув плечи, он ощутил прилив сил.

Чистым и яростным голосом он начал петь о борьбе Правды и Кривды. О том, как Кривда облапошила Правду и теперь катается как сыр в масле, тогда как Правда зябнет и живёт подаянием. Запел о Несправедливости, которая правит миром. О том, что богам нет дела до людей и их бед, горестей.

Горная Дева молча смотрит, как перед ней разворачиваются битвы, сражения, рекой льётся кровь. Как летят срубленные головы, кричат от боли холопы, которых прилюдно секут на позорных столбах. Как захватчики врываются в мирные веси, убивают мужчин, срывают одежду с женщин и насилуют на глазах у детей.

Словно стрелы с лука Мрака, слова срываются с губ Таргитая. Подхватываемые пением, уносятся в ночь, отзываясь громким и мощным эхом. Он пел о том, что в людских сердцах и душах намешано Тёмное и Светлое, но боги играют то на одном, то на другом по своим прихотям, и некому заступиться за этот мир, сделать светлым и радостным навсегда и для всех.

Песня оборвалась сама собой. Невр тяжело дышит. Глаза горят. Сердце громко ухает, кровь во всём теле едва не кипит, руки разогрелись, как будто всё это время держал ладони в огне. Волчовка на груди распахнулась, открыв широкие пластины мышц, которые тяжко вздымаются и опускаются.

Взгляд Горной Девы дрогнул, сделался мягче.

– Ты… – проговорила она. – Ты сумел…

С её лица ушла жёсткость, остались лишь удивление и тоска.

– Сколько песен ни слышала, но ты один смог растопить лёд здесь, – молвила она, коснувшись кончиками пальцев груди. – Твой голос подобен весеннему ветру, Сварог. Твои песни воспламеняют сердце. Они волнуют разум, облекают в слова то, что носится в воздухе! Я ещё не встречала певцов, подобных тебе!

Перед ним снова оказалась весёлая и радостная девушка. Она подошла вплотную. Протянув руку, коснулась его щеки, и Таргитай ощутил, насколько нежные у неё пальцы.

– У меня две половинки души, – сказала она тихонько, – сейчас ты видишь светлую. А когда я Горная Дева – это моя тёмная сторона. Ты заставил её уйти. Но она…вернётся.

Таргитай ничего не ответил, весь мир для него заняли глаза этой девы, её сияющее улыбкой лицо.

– В моей власти, – прошептала Амала, – заставить небо висеть без опоры какое-то время.

Таргитай непонятливо нахмурился, но богиня вскинула руки и, стащив через голову платье, отбросила его на траву. Крупная, спелая грудь маняще уставилась на Таргитая. Жадный взгляд девушки уже скользит по нему, пальцы развязывают верёвку на портках.

– Иди же ко мне, Сварог, – позвала она, протягивая руку. – Пусть в эту ночь тебя ничто не заботит!

– А небо, – проговорил Тарх опасливо, – точно не упадёт?

– Верь мне, – соблазнительно улыбнулась Амала, привлекая его к себе.

– Подержи его хотя бы пару минут, – попросил Таргитай.

Глава 7

Когда дудошник резко открыл глаза, он стоял на том же камне, что оставил Атлант. На плечи давит тяжесть, уже ставшая привычной. Из-за Края земли выползает огромный розовый диск солнца, будто небесный кузнец вынимает из горнила невидимыми клещами.

Вокруг ни души, мир словно укрыт незримым куполом тишины. Вдали сияют горные пики. С другой стороны, невдалеке, за полупрозрачной стеной наступившего утра проглядывает тьма за Краем земли.

Всмотревшись, Таргитай почувствовал, как по коже пробежали мурашки – он представил, что свергся в эту пропасть и теперь падает, падает, падает, а дна и вовсе нет – лишь холод и чернота. От страха и одиночества сердце сжалось в пульсирующий комок.

Он задремал, про себя удивившись, что может спать стоя, как конь, да ещё и удерживать на плечах тяжесть всего мира.

Во сне он бежал с Олегом и Мраком сквозь степь. Оборотень метко сбивает на бегу уток и зайцев из лука, не останавливаясь, подбирает и засовывает за пояс.

Олег скользит взглядом по страницам раскрытой книги, тоже набегу, шевелит губами, умудряясь, не сбавляя хода и не отставая, водить пальцем по строчкам. Степь простирает необъятные крылья во все стороны, куда ни глянь – всюду простор, лишь на виднокрае упирается в небо угрюмая стена гор.

Один лишь Таргитай бежит, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух, радуется сияющему в небе солнцу. Наконец, что-то проснулось в груди, и прямо сходу полилась настолько яркая и мощная песня, что над Тархом даже принялись кружиться ласточки и стрижи, опускаясь всё ниже, как будто желая послушать. То и дело приближаются яркие бабочки, садятся на плечи, щекочут лицо, стремясь прикоснуться к нему, как если бы летели на яркую лучину или к пылающему костру.

Таргитай вновь проснулся, услышав, как легонько подрагивает земля. Стук шагов всё ближе. Увидеть он ничего не смог – пока дремал, появилась стена тумана и, словно огромная змея, окутала его целиком.

Сперва решил, что приближается зверь. На мгновение мелькнула мысль, что если зверьё тут размером не уступает Атланту, то придётся туго. Удерживать небо и отбиваться от гигантских волков, медведей или каких-нибудь дивов никакой бог не сдюжит.

Поступь шагов загрохотала совсем рядом. Таргитай увидел, как сквозь туман продавливается могучая фигура намного выше него самого. Плечи широки, как городские ворота. Руки похожие на брёвна, да и сам идущий – как осадная башня, которую толкает десяток воинов.

Из тумана вышел Атлант. Невр воззрился в изумлении.

Исполин приблизился, на лице скорбное выражение, но в глазах пылает фанатичный огонь.

– Ты… – проговорил он, будто каждое слово даётся с великим трудом. – Я слышал, как ты вчера пел для Амалы… Твои песни… они… что-то меняют внутри. Вот здесь.

Он указал на свою широкую грудь, палец ткнул в рёбра с левой стороны.

– В этом мире мне больше нет места, – изрёк велет хмуро. – Вчера я тебя обманул. Но я вину заглажу!

Исполин вскинул руки над головой дудошника, и тут невр ощутил, как перестала давить непомерная тяжесть.

Атлант молча встал рядом. С кряхтеньем взвалил небо на себя. От внезапно