Вследствие всеобщего развращения правосудия монархи России, какими бы благожелательными и искренними они ни были в своих замыслах, полностью заблуждаются относительно их исполнения.

Маршрут, деревни, речушки, горы, растения и минералы, найденные между Алупкой и Никитой, так подробно описаны Палласом, что было бы излишним говорить о них здесь. Не доезжая до Ялты, красивая бухта с ровным песчаным берегом пригласила нас искупаться в Черном море, воды которого даже здесь слегка солоноваты на вкус. Когда мы пересекали речушку Ялта, то были удивлены, когда к нам подъехал казак верхом на лошади и потребовал наши имена. Он и несколько его товарищей жили в маленьком белом домике на берегу залива, чтобы защитить торговлю в этом месте. Правда, торговля была настолько пустяковой, что, возможно, расходы превышали прибыль. Мы проехали село Дерекой и на небольшом расстоянии от Никиты сделали остановку у руин небольшого греческого монастыря.

Вскоре после того, как мы проехали монастырь, сады с небольшим храмом, прилегавшие к ним дома, увидели Никиту на морском побережье. Спуск к ней оказался быстрым. Погода была теплой, и мы потревожили двух очень больших гадюк, гревшихся на солнце посреди узкой тропинки. Накануне вечером мы отправили письмо, которым мистер Стевен снабдил нас в Симферополе, для садовника Никиты, но ленивый посыльный прибыл к месту назначения всего на час раньше нас. Его выпороли, как он и ожидал, за халатность. Во время наказания бедняга оставался неподвижным, как статуя, и хладнокровным, черты его лица почти не искажались, и он неоднократно говорил, что его спина привыкла к таким ударам. Ничто не может быть более верным признаком потери духа у татар, чем покорность, с какой они выносят подобные наказания. В Никите мы не нашли ни людей, ни лошадей и поэтому оставили тех, кто у нас был. Всем мужчинам этой деревни было приказано отправиться в Симферополь, чтобы помочь в борьбе с саранчой.

Мы заселились в уютном и приятном доме мистера Стевена, наняв к себе на службу нескольких солдат, приготовили на кухне обед и съели его в тени огромной рябины. Нас снабдили красным и белым крымским вином, выдержанным несколько лет, из государственного погреба, которое предоставлялось бесплатно всем путешественникам. Оно оказалось вкусным и сильно отличалось по качеству от того, что мы пробовали во время нашего путешествия, особенно в Симферополе. Там оно продавалось совсем невыдержанным и почти непригодным для использования.

Императорский сад в Никите был учрежден в 1811 году. Цель была двоякая: во-первых, служить питомником и, во-вторых, ботаническим садом для редких растений. Хотя сад был заложен с некоторым вкусом и работа там в какой-то степени соответствовала указанным целям, все же мы почувствовали значительное разочарование при осмотре этого заведения, после стольких похвал в его адрес. Во время нашего визита в саду насчитывалось около тысячи видов фруктовых деревьев разных видов и более 3000 растений. Почва была не самая лучшая, и, хотя в течение девяти месяцев в году воды было в изобилии, все же в июне, июле и августе ее не хватало. Более того, приходилось брать ее из речушки возле греческого монастыря, где мы останавливались ранее, и нести две версты – непростая задача, если учесть, что необходимо было преодолеть подъем и спуск, а также количество воды, ежедневно требуемое для сада.

Никита находится высоко над морем и временами, как рассказал нам садовник, подвергается воздействию сильных ветров с юга, но еще больше с юго-востока и юго-запада. Это не соответствовало цветистому описанию южного побережья Крыма Кларка как «земного рая». Действительно, в теплое время года любой человек впечатляется соблазнительными красотами побережья и забывает, что там короткая, но иногда очень суровая зима. После нашего путешествия зима оказалась очень тяжелой. Столбик термометра опускался до нуля по Фаренгейту, и снег глубиной более двух футов покрыл Крым. Горные реки замерзли, а лед на Киммерийском Босфоре стал настолько прочным, что люди переходили пешком из Керчи в Тамань без какой-либо опасности, что было чрезвычайно редким явлением. В равнинной части страны погибло бесчисленное количество крупного рогатого скота, овец и лошадей из-за отсутствия крова и пищи. Миссис Холдернесс, жившая в Карагозе, на севере Крыма, описывала здешнюю зиму как в целом более суровую, хотя и короче, чем в Англии.

В небольшом храме, удачно расположенном и с прекрасным видом на море, на пьедестале стоит бронзовая статуя Линнея[145], которая была подарена Никите одним из самых либеральных покровителей искусств, наук и литературы в Российской империи – графом Румянцевым[146]. Этот дворянин более известен всему миру тем, что за свой счет снарядил бриг «Рюрик», совершивший кругосветное плавание под командованием Коцебу[147]. Такие люди – это честь и слава страны, их породившей.

Нам рассказали, что летом в Никитском саду работает всего двенадцать человек, но зимой, когда в них меньше нужды, их становится еще больше. Садовник оказался интеллигентным человеком, пригласил нас к себе домой и показал богатую коллекцию шелкопрядов. Деревня Никита состоит из двадцати пяти домов и во всех отношениях похожа на большинство других татарских деревень, которые мы проезжали в равнинных частях долин. Ее расположение к востоку от сада, среди многочисленных больших деревьев, было бы восхитительным местом для английской виллы.

Мы снова собрались в путь и вскоре, покидая Никиту, наслаждались великолепным видом. Благородный залив, ограниченный мысом Ак-Бурун с одной стороны и горой Аю-Даг – с другой; две крутые скалы, поднимавшиеся из моря, похожие на руины замка; романтическая деревня Гурзуф; изысканно красивые сельские пейзажи, в том числе летний дом покойного герцога де Ришельё; и темно-синее Эвксинское море, омывавшее подножие гор, – все это образовало прекрасную панораму.

Грот в Гурзуфе. Художник К. Боссоли, 1840–1842

Картинка к этой главе дает представление о мысе Аю-Даг и его окрестностях. Мы поднялись на холм и проехали через деревню Гурзуф – это превосходный образец строительного метода, применявшегося татарами. Она меньше окружена деревьями и поэтому видна более отчетливо, чем многие другие.

Мы миновали гору Аю-Даг справа, которая лежала между нами и морем. Аю-Даг – татарское слово, буквально означающее «Медвежья гора», как ранее сообщал Паллас и как подтвердил султан Каты-Гирей Крым-Гирей. Наша дорога иногда пролегала по склону холма, а иногда у прекрасного морского залива. Прежде чем мы миновали Партенит, нас настигла ночь, но наш путь освещала прекрасная ясная луна. Мы продолжили свое путешествие, чтобы добраться до Кучук-Ламбата, в поместье сенатора Бороздина, чье письмо обеспечило бы нам ночлег.

Деревня Кучук-Ламбат не заслуживала особого внимания, но дом