Шрифт:
Закладка:
– Тебе надо отдохнуть, – сказала она, – ссадины пусть подсохнут.
– Как все-таки ловко запер этот гад нас в лесу, – потрясенно прошептал Сметанин – он еще не мог избавиться от жалости к самому себе, от того, что клюнул на пустой крючок – Шайдуков ведь знал, что Сметанин с Раисой сидят в ельнике, – знал точно, будто бы сорока-разведчица приволокла ему в клюве верные сведения и беззубая татарская гадалка тоже наворожила все точно…
Дальше Шайдуков, чтобы не промахиваться, сделал обманный жест: взгромоздился на свою керосинку и ускакал, а потом ползком, ползком, огородами, – хотя какие в тайге могут быть огороды, – грядками, маскируясь под колорадского жука, лавируя между грядками укропа и фасоли, тишком достиг разъезда, чтобы у следующего пассажирского поезда оказаться на месте. Изловить Сметанина не изловил, но настроение подпортил надолго.
– Ты знаешь, – проговорил он тихо, – у меня такое впечатление, что мы никогда не выйдем из тайги.
– Полно тебе!
– Я серьезно. У меня хорошее чутье, я все загодя чувствую.
– Ну, в ближайшие два или даже три дня мы сами отсюда не выйдем. – Раиса подсунула под голову Сметанина куртку, эта забота тронула его, он благодарно улыбнулся ей, сложил губы кокетливым городским бантиком и послал ей воздушный поцелуй. – Как письмецо, – засмеялась Раиса. – Подлечимся, на ноги станем, а через три дня посмотрим, какого цвета будет солнце на небе.
– Питаться чем будем?
– Осталось немного хлеба, банка консервов, три картофелины, есть соль, огонь… Ты китайскую зажигалку еще не потерял?
– Нет. – Он пошевелился, нащупал зажигалку в кармане брюк. – Ты права, не пропадем. Ленка в ручьях набьем.
– В ручьях можно навсегда оставить свое здоровье. У врачей есть такое выражение «Холодный ожог костей». Это про тебя.
– Про меня много чего можно сказать.
– Пока поступим так… Я видела, как ты орудовал ножом, привязанным к деревяшке. Ничего сложного, эту науку я освою. Оклемаемся малость, дальше пусть твоя голова думает, как быть. Спи.
На следующий день они взяли резко влево, на запад и ушли в сторону от железной дороги, – Сметанин боялся, что их может засечь с воздуха рейсовой «прялки» свой же брат воздушный извозчик, либо грибник какой-нибудь, с хитрой мордашкой – профессиональный стукач, может увидеть и глазастый охотник, – эти люди издавна стучали и гордились этим, считая, что борются с врагами социализма и приносят пользу Родине, учительница сельской школы, воспитывающая пионеров в этом же духе, – а когда засекут, то уйти будет трудно. На вертолете забросят четыре-пять милиционеров, ну а тем скрутить двух безоружных людей, мужика и бабу, составит лишь одно удовольствие.
Газовый баллончик остался там, в «зале ожидания», пистолет взять у татарина не дала Раиса, в результате Сметанин оказался гол как сокол. Его даже пионер с деревянным луком и прутяными стрелами может арестовать.
Еще через день снова сменили стоянку, ушли в тайгу под прямым углом к прежнему курсу, Сметанин сам разрабатывал эту тактику зайца, идущего зигзагом, запутывал следы, петлял, боясь, что будет погоня. И ведь точно он высчитал – недаром в сердце не проходила тревога, сосала и сосала, вытягивала из него остатки спокойствия – Сметанин сделался дерганым, крикливым, самому себе противным… Однажды поднялись на голец – небольшую гору с лысиной на вершине (потому гольцы, раз макушка голая, так и называются, обычно на гольцы очень охотно ходят козы – лизать камни, посолониться, камни на гольцах почти всегда бывают соленые), и Сметанин засек внизу неторопливо бредущую цепь, человек шесть с ружьями, с людьми шла собака – лобастая рыжая дворняга…
Зрение у Сметанина было хорошее, он разглядел даже выражение на морде дворняги; Раисе же оказалось достаточно того, что она увидела огнисто-светлый шар, мечущийся среди людей, и у нее побелели губы.
– Это за нами, Игорь!
– Будем уходить!
– Куда? У них же собака.
– Собака-то не поисковая, без натаски. А без натаски это – обычная дворняга, у которой главная задача – воровать куски мяса на кухне. Больше ничего она не умеет.
– Я боюсь. – Раиса вздрогнула, услышав далекий лай дворняги – ветер дул от цепи людей на них, это было хорошо, при таком ветре Сметанина с Раисой не только дворняга учует не скоро – даже тренированная овчарка немало попыхтит и покрутится…
– Не бойся, до них далеко. Мы успеем уйти. – Игорь круто развернулся и, давя тальник, ветки папоротника, быстро зашагал в тайгу, потом резко остановился, поднял руку, останавливая Раису. – Нам ручей, ручей нужен! Прислушивайся – не услышишь ли где в стороне ручей?
– Смотри, Игорь, какие следы мы после себя оставляем. – Она показала на раздавленный папоротник.
– Ерунда. В лоб на голец они все равно не пойдут, будут огибать, поэтому вряд ли чего увидят… И собака им не помощник – не та собака, а потом такой след мог оставить и лось. Лоси любят топтать папоротники.
– Лоси в модной мужской обуви с аккуратным каблуком и австрийской набойкой? – Раиса не удержалась, хмыкнула.
– В тайге сейчас до черта всяких следов. Ручей, ручей, ручей – вот что нам сейчас нужно. – Сметанин нетерпеливо пощелкал пальцами.
– По-моему, где-то справа есть ручей, мы проходили… Я помню.
Взяли вправо. У Раисы память оказалась хорошей – пробежали замусоренной, набитой гнильем низинкой к распадку, обошли по каменной осыпи сопку и увидели широкий, с чистой мелкой водой ручей.
– Идем вверх! – Сметанин ткнул пальцем в завал, образовавший на ручье бобровую плотину, бревна на завале были гнилые, осклизлые, кисло пахли – деревья, подсеченные бурей, рухнули в воду лет двенадцать назад. Плотина получилась внушительная. – Обойдем завал посуху и снова нырнем в ручей, – сказал Сметанин.
– Может, пойдем вниз? Вниз идти легче, – у Раисы уже осекалось, делалось грубым дыхание, легкие, как понял Сметанин, были у Раисы слабоватые, невыносливые, в середине жизни такие легкие вообще могут отказать, – она хваталась за горло, за грудь, дышала хрипло. – Пойдем вниз… Ну, пожалуйста!
– Психология у тех мужиков в цепи точно такая же – идти вниз, и они пойдут вниз, потому что так
