— Орден возродится! — крикнул глава, глядя смерти в лицо.

И вскинул меч — последним движением пытаясь защитить сына…

Картинка перед глазами погасла. А тепло, охватившее руку, стало настойчивее. Меня будто спрашивали о чём-то.

Готов ли я возродить погибший орден?

— Готов, — сказал я вслух. — Не был бы готов — не полез бы в Пекло.

Готов ли принять на себя все заботы об ордене? И о тех людях, которые будут обращаться за подмогой?

— Ну, блин. С усадьбой управился как-то. От долгов избавился, процветания достиг. Скоро, глядишь, водопровод до ума доведу, хотя самому в это уже не верится. И из людей, вроде, никто из тех, кто ко мне обращался, обиженным не ушёл.

Пустота вокруг подвисла — будто взвешивая меня на весах перед тем, как принять решение. А мне вдруг стало не по себе.

А что, если во мне сейчас распознают чужеродный организм? Того, кто не принадлежит этому миру, а главной своей задачей видит полное и окончательное истребление тварей на всей земле?

Мне ведь уже едва ли не открытом текстом объявили, что охотники по сути своей — будущие пастухи при тварях. Они станут такими, когда придут хозяева. То есть на глобальном уровне борьба охотников и тварей затеяна этими самыми хозяевами, для выявления среди людей тех, кто наделён Силой.

А я — Силой-то, допустим, наделён, и немалой, но планы мои идут жёстко вразрез с планами так называемых хозяев. И если вот этот вот стоящий передо мной, замаскированный под пень детектор мои намерения каким-то образом распознает…

Пень будто откликнулся на мысли. Руку охватило нестерпимым жаром, я едва не заорал. Но продолжалось это недолго. Несколько секунд — и жар ушёл.

Вынимая руку из пня, я не чувствовал уже ничего, кроме затухающей боли. А смотреть на ладонь необходимости не было. И так знал, что увижу.

Нет больше охотника Владимира из Ордена Падающей Звезды.

Есть глава Ордена Истинного Меча.

И не успел я порадоваться, подивиться. Не успел, в общем, испытать хоть какие-нибудь эмоции от произошедшего, как из будки телепортаций послышался стук. Дверь открылась, и на меня бросился человек с мечом.

Слава Силе, распитое с Тварью пиво не сильно меня затормозило. Я вскочил, выдернул собственный меч и парировал удар. Который был хоть и сильным, но бестолковым — как у очень сильного, но очень пьяного человека.

— Аврос⁈ — обалдел я. — Ты чего?

— Ах, ты, щенок! — прохныкал глава Ордена Падающей Звезды. — Неблагодарный!

Боевой запал мигом испарился. Аврос выронил меч, рухнул на задницу и принялся плакать, массируя деревянную ногу.

— Я ведь тебя ещё вот такусеньким малюткой на руках держал. Всему обучил. Возился с тобой, дерьмо подтирал. Да ты ж мне титьку сосал! Ты ж меня папкой звал, а с мамкой твоей мы…

— Мужик, — перебил я, — при всём уважении, я тебя впервые увидел с месяц назад, и ты мне могилу показывал, которую для меня вырыл.

— И какое это имеет значение? — уставились на меня красные глаза главы. — Подумаешь! Могилу ему показали. Обидчивые все какие. Из-за такой малости бросил старика одного!

— Ты почувствовал, что ли?

— Ещё спрашивает! Конечно, почувствовал. В сердце, в сердце плюнули! — долбанул себя кулаком в грудь Аврос.

— В душу.

— А в душу — насрали!

— Едрить твою мать… Ладно, это уже переходит все границы.

Я кастанул Противоядие. Потом — ещё раз и ещё. После третьего захода взгляд Авроса прояснился. Сколько ж он выжрал-то? Вот ведь прорва — хуже Твари, честное слово…

— А, Владимир, — совсем другим, трезвым голосом произнёс Аврос. — А ты чего тут?

— Да ничего, — усмехнулся я. — Живу. Отобедаешь?

— Ну, отобедаю, коль уж припёрся. — Аврос, кряхтя, поднялся. — Ты хоть бы предупреждал, что ли.

— О чём⁈ — У меня мысли уже вообще в узел завязались. Аврос вёл себя так, будто это я вломился к нему в дом. Может, синька нанесла какой-то непоправимый ущерб серому веществу?..

— Что из ордена слинять собираешься, балда. Пошли жрать.

Мир мог меняться, я мог меняться, но дома главные вещи оставались неизменными. Например, хлебосольная тётка Наталья, настроение которой находилось в прямопропорциональной зависимости от количества едоков.

Сегодня, помимо меня, едоков было двое — Аврос и Захар. Тихоныч, как и сама Наталья, питался по каким-то определённым часам. Ну, вроде как, есть время завтрака, время полдника, обеда. Ужин — так-сяк, насколько я понял, обычно «врагу отдают». Да и вообще, обычно обедом зовут всё, что не завтрак.

Я же, учитывая мой образ жизни, мог свалиться на голову тётке Наталье в любое время дня и ночи и затребовать универсальный приём пищи под названием «жрать». При этом я мог быть как один, так и с гостями. Вот как, например, сейчас. Поэтому тётка Наталья, как пионер, была готова всегда и неизменно радовалась.

— Богато живёшь, — прокомментировал Аврос, умяв пирожок с капустой в качестве аппетайзера. — Охотник так жить не должен.

— Я считаю, что охотник кому должен — всем прощает.

— Хех! И то верно. А всё ж стыдись.

— Чего это?

— Пока твои братья на голых досках спят…

— Ой, ну вот давай не будем начинать, а? Братья на голых досках, в Африке негры голодают… Ты вот чего это, с одной ногой ходишь? Не знаешь разве, что есть люди вовсе без ног?

— Так что ж мне, ногу себе оторвать и ему приставить?

— А ты пробовал? Вдруг получится.

Аврос засопел. Видать, нечасто ему осмеливались столь нагло перечить. Захар, вон, помалкивает, только смотрит с любопытством без пяти минут обосравшегося