— Уннер, вы одеты? Я могу войти? — раздался голос ректора Стортона.

Я вскочила и быстро запахнула платье: несколько верхних пуговиц было расстегнуто, должно быть, там кожа тоже была обожжена, и Дрангур наложил туда повязки. На грудь. Ох. Я надеюсь, ректор Стортон при этом не присутствовал!

— Войдите!

Увидев обычного, дневного ректора Стортона, не монстра, а человека, я покраснела. Он уже был одет в преподавательскую мантию, волосы были короткими и аккуратно причесанными. На его фоне я, лохматая с утра, в мятом сером платье, купленом на ярмарке, казалась, наверное, замарашкой. Впрочем, в этом не было ничего необычного.

— Адептка Танг… — начал ректор Стортон, но я его перебила.

— Я должна попросить прощения. За вчерашнее. Мне очень жаль, что я взорвала чайник и… за то, что было ночью.

Я удушливо покраснела. Ректор Стортон молчал, а я все никак не могла заставить себя посмотреть на него. Сейчас он опять начнет язвить и…

— Боюсь, это я должен просить прощения, Уннер. Я уже говорил, что бываю невыносим и, кажется, все даже хуже, чем я мог предположить. Впредь я постараюсь вести себя с вами так, как вы того заслуживаете.

Что?

Я вскинула на него взгляд и тут же отвернулась. Мне не понравилось то, как он на меня посмотрел. Вернее, понравилось, и от этого было только хуже. Я знала такие взгляды: тяжелые, как будто немного пьяные, завороженные. У ректора Стортона, когда он так на меня посмотрел, глаза стали напоминать грозовое море, опасное и красивое. Я знала, чего хотят мужчины, которые так смотрят. Меня это пугало.

Вспомнилась тяжелая лапа, которая обнимала меня ночью, как будто приснившееся прикосновение к волосам.

Нет. Нельзя об этом думать. И допускать такого тоже больше нельзя.

— Разрешите, я вас осмотрю? — спросил ректор Стортон удивительно мягко, я вздрогнула.

— Что именно вы хотите осмотреть? — огрызнулась я, шагая назад — Разве вы и так не видите того, что вам нужно?

Я ждала рычания и грозного: «Что вы о себе возомнили, Танг⁈» Но ректор Стортон откашлялся.

— Вы правы. Приводите себя в порядок, я жду внизу.

Он вышел, и только после этого я решилась перевести дыхание.

Нужно скорее найти способ его расколдовать. Любой ценой. Иначе… я не хотела знать, чем это может обернуться.

Дни потекли за днями. Каждый вечер я поднималась тайком в кабинет ректора Стортона, и мы несколько часов проводили вместе в библиотеке его поместья. Иногда я возвращалась в академию, иногда, если долго сидела над книгами, оставалась в Стортон-холле.

Ирма отчаялась выпытать у меня, где я провожу вечера и ночи, только предупредила:

— Унни, облачко мое, будь осторожнее! О тебе ходят слухи…

— Обо мне всегда ходили слухи, Ирма, — отрезала я. — Если ты больше не хочешь со мной дружить…

— Ну что ты такое говоришь! Я же твой друг, просто… Он на тебе не женится, Унни.

— Я знаю, — буркнула я, не уточнив даже, кого она имела в виду, Томаса Морвеля, который в последнее время стал удивительно безразличным ко мне, или Ходжа, который не давал проходу.

— Ты часом не перепутала академию с борделем, Танг? — спросила однажды Лаура. — Шляешься непонятно где и непонятно с кем, вертишь хвостом перед каждым адептом мужского пола и даже перед преподавателями.

Я по-прежнему понятия не имела, как тонко и хлестко на такое отвечать, потому говорила только:

— Все вопросы к ректору Стортону.

— Потаскуха!

Не успела я ответить, как вперед выступила Ирма. Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Ты ужасная! Шныряешь вокруг Унни, разнюхиваешь, да ты… Я хотела быть похожей на тебя, а сейчас понимаю — пускай я не такая утонченная и совсем не красивая, но… но тобой быть намного хуже, вот!

Красиво очерченный рот Лауры открылся, а Ирма остобенела. Я хихикнула. До сих пор я ни разу не слышала, чтобы она о ком-то говорила плохо или кому-то грубила. Честно говоря, я думала, что Ирме давно пора было… перестать быть такой хорошей.

— Как ощущения? — спросила я ее после того, как прозвучал сигнал начала занятия, и Лаура отошла к своему месту.

— Восхитительные, — зашептала Ирма. — Ты намного лучшее, никого не слушай! Она… она такие гадости о тебе говорит, как будто ночи ты проводишь в купальнях с мужчинами, а по вечерам… не скажу, что она про тебя и про ректора Стортона говорит. Змея ядовитая! Лживая! Я-то знаю, что ты скромная и добрая. А это все вранье!

Я вздохнула. Ну не такая уж Лаура и лживая, если разобраться. Только в купальнях я разговаривала не с мужчинами, а с мужчиной, одним-единственным, призрачным. Удивительно интересный собеседник, от которого я узнавала много о магии, истории и географии этого мира.

А что касается ректора Стортона… между нами по-прежнему ничего не было. Мы почти не говорили после той ночи в гостевой спальне Стортон-холла. Я не могла себя заставить, а ректор Стортон, кажется, тоже не горел желанием общаться. И почти на меня не смотрел.

— Мне без разницы, что обо мне говорят, ты же знаешь. Мне нужно выучиться и вернуться домой.

— И все-таки будь аккуратнее, облачо мое. Одни низвергнутые знают, что у нее на уме. Про тебя разное болтают, а сейчас все еще хуже, как будто ты и ректор Стортон… не буду говорить. Глупые! Злые! Своих дел нет!

В носу защипало от искренней злости Ирмы, от ее обиды за меня. Интересно, знай она, кто я на самом деле, — так же меня защищала бы? Или утверждала, что таких, как я, нужно уничтожить, как ректор Стортон?

Увы, на следующий день оказалось, что опасаться нужно было совсем не ядовитого языка Лауры.

После