Шрифт:
Закладка:
Но довольно примеров. Разбирать, кто прав — г-н Соловьев или аноним, мы не будем. Дело это неясное. Однако же, можно смело надеяться, что русское Палестинское общество, издающее книги и повременные «Сообщения», с течением времени вполне разъяснит это дело. Уже и теперь из «Сообщений» Общества мы знаем так много о палестинских школах для арабов, что имеем возможность представлять себе мальчуганов-арабчат и девочек-арабок не только целыми группами, но и поодиночке, с их характерами, склонностями, шалостями, детскими добродетелями и пр. Значит, можно уповать, что со временем мы будем прекрасно знать и греческую иерархию в Палестине и ее деятельность, и нравы, и разные ее отношения. Это задача «Сообщений» Общества, которое, по-видимому, не хочет уклоняться от ее выполнения.
Несколько сведений из истории нравов греческого высшего духовенства в турецкий период[13]
Отзыв греческой Кормчей книги. — Пути, ведущие к архиерейству. — Общие условия, среди которых протекала жизнь архиереев: взаимные их отношения; крайнее средство; кровавый случай; оскорбления действием; происшествие особого рода. — Отношения архиереев к духовенству вообще: из дел палестинских, румелийских, критских, опять румелийских. — Отношения архиереев к пастве: похвальная близость их к пасомым; теневые явления: факты в последнем роде — константинопольские, болгарские, румелийские, иерусалимские. — Домашняя жизнь архиереев. — В погоне за материальными средствами. — Безместные греческие архиереи. — Титулярные греческие архиереи. — Одна аналогия.
В законодательной книге Греко-Восточной церкви настоящего времени, в так называемой «Кормчей» книге, встречаем совершенно неожиданно следующего рода сетование: «Читай и поскорби, брат, о пренебрежении таких и стольких правил. Симония ныне так укоренилась и действует, что как будто бы считается добродетелью, а не богомерзкой ересью. Конечно, придет в недоумение тот, — замечается здесь далее, — кто с точки зрения св. канонов обозрит церковные дела настоящего времени; он не найдет в них ни малейшего подобия делам прежних времен. Ныне все клирики противозаконно получают свою степень, противозаконно же живут и так и умирают. А мы остаемся в бесчувствии и еще постыднее беззаконничаем»[14].
Действительно, получаются печальные виды, если рассматривать современное положение высшей иерархии «с точки зрения священных канонов», как делает греческая Кормчая. Но не лучшие виды открываются, конечно, и с точки зрения истории. Достойное осуждения с точки зрения церковных правил является непохвальным и с точки зрения церковного историка.
Одним из важнейших неблагоприятных условий, содействовавших появлению нравственной порчи в среде членов высшей иерархии Греко-Восточной церкви, было до последней степени неразборчивое замещение архиерейских кафедр. Московскому митрополиту Филарету в 60-х гг. приходилось однажды читать следующее сообщение по указанному поводу. «Несколько геронтов (а геронтами в то время назывались члены Константинопольского синода, облеченные особенными полномочиями по делам церковным), большей частью, чтобы не сказать — всегда, раздавали архиепископства (т. е. вообще архиерейские кафедры) своим любимцам и своим тварям (курсив в документе), так что архиерейские кафедры не были более наградой за добродетели и способности, а покупались часто ценой личных услуг и доставались в удел лицам, не всегда обладающим требуемыми качествами»[15]. Кто здесь именуется презрительным наименованием «твари», не указано; но нет сомнения, что им обозначаются в данном случае разные приспешники, льстецы, прихлебатели, вообще любимцы, которых возводили геронты в архиереи менее всего «за добродетели», а потому, нисколько не удивительно, если они оказывались потом «не обладавшими требуемыми качествами». Не за добродетели и не за способности, ясно обнаруженные, избирались те или другие лица в архиереи, а большей частью — взамен таковых качеств — за деньги, по подражанию еретику Симону, как говорится и греческой Кормчей. Один тонкий соглядатель восточных церковных дел писал (в 40-х гг. XIX в.): «Восточное духовенство пребывает во тьме невежества. Кто из духовных получил лучшее воспитание до греческого первого восстания (в 1821 г.), тот не имеет ходу в иерархии, потому что все епархиальные места, высшие и низшие, продаются тем, которые богаче других. А ученым нет возможности наживать богатства в школах». Тот же писатель, в частности об Иерусалимском патриархате, замечает: «Все денежные сборы таксилдаров (сборщиков) для Гроба Господня присылаются к патриарху Иерусалимскому. А кто больше соберет денег и из своей половины (очевидно, сборщик имел право на половину собранных им денег) даст значительную сумму патриарху, тот и в епископа возводится»[16]. Из рассказа, который мы сейчас приведем и который находим все у того же вышеуказанного наблюдателя восточных дел, ясно открывается, что не школа науки отверзала двери к архиерейству, а гораздо вернее вела сюда школа раболепства и низкого ласкательства. «В Анатолии при одном архиерее жил молодой и бойкий диакон; нередко бивала его папуцами (туфлями) герондисса владыки[17] за его шалости и непослушание ее капризам. Диакон терпел и выговоры, и капризы, и побои от герондиссы, потому что боялся быть выгнанным из дома и потерять право на архиерейство. У нас такой порядок, — разъяснил нашему писателю один греческий иеродиакон, — кто из нас безропотно выносит нечистоты из спальни герондиссы владычной и стоит неподвижной статуей, когда она бьет по щекам своими туфлями или чем попало, тот и умен, и добр, и свят у нас, тот и в архиереи попадет, если, впрочем, сумеет и успеет нажить несколько тысяч пиастров».
Затем наш рассказчик снова возвращается к повествованию о вышеуказанном «бойком» диаконе и пишет: «Диакон терпел и не зевал: правдой и неправдой наживал, копил денежки. Но в сердце своем таил намерение уйти от владыки тайно при первом удобном случае и при первой удачной краже
