только собственная шкура, и ради ее сохранности ты пойдешь на все. Но в качестве еще одного щедрого жеста, чтобы тебе было легче облегчать душу, скажу, что одно имя я уже знаю.

Марат так прищуривается, что его морда в целом становится похожа на железную маску с узкой щелью для глаз.

— Виктория, — говорю я, одновременно чувствуя себя так, будто провожу языком по смертоносно заточенному лезвию. — Я знаю, что по твоей указке она тянула время. Очень умно. Но, как видишь, абсолютно бесполезно.

— Вика? — Братец потирает переносицу. — То есть, типа…

У меня неожиданно звонит телефон, и пока я коротко отвечаю на звонок из офиса, рожа Марата «перемалывает» хулиарды его эмоций. Наверное, прикидывает, стоит ли дальше разыгрывать спектакль с их фиктивным разводом.

И все же, почему она подписала договор? Если они с Маратом заодно, он должен был вдолбить ей, что этот договор — просто бумажка, не имеющая никакой юридической силы. Выражаясь пацанским сленгом — просто понт. Но не сказал?

Прекрасный образец семейной жизни двух любящих каждый сам себя людей.

Я откладываю телефон в сторону и еще раз молчаливо смотрю на брата.

— Хочешь Вику? — спрашивает он, нервно смеясь. — То есть ты реально что ли затеял все это только ради этой шлюхи? Блин, братишка, надо было просто сказать и я бы все порешал.

— Что именно ты собирался порешать?

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не размазать своим кулаком его довольную улыбку прямо по всей роже. Это абсолютная дичь, что меня до сих пор триггерят оскорбления в адрес женщины, которая однажды предала меня самым подлым образом. Но где-то в мое сознании она до сих пор носит метку «мать моих детей», и на уровне первобытных инстинктов мне хочется защитить ее даже от словесных оскорблений. Даже если она целиком их заслуживает.

— Ваши с Викой Шуры-муры, — сально лыбится Марат. — Да она за бабки на все согласится, ты же ее знаешь. Скажу отсосать тебе взамен за бабло — она сделает. Или ты хочешь что-то более экзотическое, братюня? Не вопрос, все решаемо. Не чужие все-таки люди. Ну так что?

Марат подмигивает и наклоняется вперед, когда я даю понять, что мне есть что сказать, но я не собираюсь вопить об этом на весь зал.

— Есть кое-что, что может доставить мне удовольствие, — говорю прямо в его ухмыляющуюся рожу. — Ни с чем несравнимое удовольствие, блядь.

Братец еще шире лыбится. Готов поспорить, что на мгновение в его глазах, как у героя какого-то мультфильма, сверкнул значок доллара.

Я успеваю схватить его за волосы на затылке и что есть силы впечатываю рожу в стол.

Специфический хруст ломающегося носа — маленькая компенсация за то, что эта мразь сделала со мной три года назад. Капля в море, но на душе становится легче. Как будто после долгой невозможности нормально дышать, я, наконец, сделал вдох полной грудью.

Марат визжит, как резаная свинья, так что приходится устроить его роже еще одну «теплую встречу» с добротной деревянной столешницей. А когда замечаю перепуганные глаза сотрудников, машу им с добродушной улыбкой и предупреждаю, что у нас — семейный разговор, и я обязательно возмещу весь причиненный моральный и материальный ущерб.

— Но, — подмигиваю рыжей девице, которая хватает телефон с явным намерением то ли звонить в полицию, то ли снять происходящее на телефон, — при условии, что все происходящее сейчас не покинет пределы этих стен.

Она тут же откладывает телефон на стойку и зачем-то показывает пустые ладони. Я подмигиваю еще раз и возвращаюсь к любимому братцу, который за это время благополучно залил столешницу своими кровавыми соплями. Это зрелище не доставляет мне никакой радости и тем более — удовольствия. Просто по хуй.

— Свои с Викторией личные вопросы решайте, пожалуйста, без меня, говорю тихо, чтобы слышал только он. — Меня она не интересует ни в каком смысле этого слова. Хотя, знаешь, что-то мне подсказывает, что мне будет проще договориться с ней в обмен на доступ к твоему мягкому и беспомощному телу. Особенно когда Виктория узнает, что ты собирался продать мне ее в качестве сексуальной рабыни.

— Давай, — шипит Марат, но звучит это максимально жалко, — только она ничего не знает. Она просто «шестерка» — сделала свою работу и отвалила.

— Так тогда и переживать не о чем, да, братюня? — копирую его издевательский тон, и в третий раз основательно еложу его мордой по луже липких соплей.

Марат стонет и просит прекратить.

— Мне просто нужно одно чертово имя, — с нажимом говорю я, хотя в глубине души понимаю, что теперь он вряд ли скажет правду. Люди, получившие парочку оплеух, готовы покаяться и сознаться в чем угодно, но с большой долей вероятности все это будет неправдой.

Я поспешил.

Нужно было выждать немного, дать ему почувствовать безнаказанность, расслабиться и распустить язык. На худой конец — поторговаться, дать денег, пообещать манну небесную, на которую эта жадная скотина обязательно бы клюнула. Но когда он говорил о Вике как о какой-то дешевой простите из чешского придорожного борделя, у меня как красной тряпкой перед глазами помахали.

Вика — корыстная и расчетливая особь женского пола, она, как я теперь это понимаю, всегда была себе на уме. Но несколько дней назад, в клубе… Я видел ее лицо, когда она подумала, что я собираюсь взять ее силой и позвала на помощь. Блядь, если бы она хотела что-то с меня поиметь — могла просто воспользоваться ситуацией. Все мужики знают, что после секса даже самые брутальные из нас на какое-то время становятся мягкой мороженкой. Но она действительно испугалась и запаниковала.

Если она снова помогла Марату — что ж, отлично, поставлю «галочку», что я снова облажался, повелся на женские слезы. Но это не повод опускаться до уровня животного и требовать возмездия интимными услугами. В каком, блядь, мире вообще живет Марат? В том, в котором в порядке вещей расплачиваться перед кредиторами своей собственной женой?

Я разжимаю пальцы, и брезгливо вытираю ладонь салфетками. Стараюсь не упускать из виду медленно поднимающего голову Марата. Он продолжает трагически стонать, вытирает квашнину под носом рукавом пиджака, опирается на спинку стула и откидывает голову назад, стараясь остановить кровотечение из носа. Я не противлюсь, когда к нашему столу украдкой подходит какой-то парнишка и кладет пакет со льдом. Хотя, конечно, Марат и такого не заслуживает, но, как я уже говорил, мне вообще все равно.

— Ты уволен, — говорю коротко и абсолютно сухо. — С сегодняшнего дня, с этой минуты.

— Хрен у тебя это получится, —