Шрифт:
Закладка:
Часы на столе показывают пять минут первого ночи, но спать — последнее, что я хочу сейчас делать. Не после того, как Ава почти вернулась к той неузнаваемой версии себя.
Мне нужно быть на чеку на протяжении всей ночи.
Она заснула на моей груди по дороге домой из ресторана, но не переставала дрожать и бормотать «Нет».
Это тихое, как призрак, слово все еще звенит в моих ушах. Ощущение ее безжизненного тела оставило огромную дыру в моих мыслях.
Я не склонен отходить от установленных мной шаблонов и предпочитаемого порядка вещей, однако, неся Аву в постель, я захотел остаться, чтобы удостовериться, что ее дыхание ровное и что она не скатится в полную и безоговорочную потерю контроля.
Иронично, что я, человек, который воплощает суть организованного контроля, одержим жуткой тягой к хаосу во всех его проявлениях.
Я уже давно перестал думать, что моя жена, это лишь временный этап, который я когда-нибудь преодолею, и постепенно стараюсь принять, что эта темная пустота, стала моим постоянным состоянием.
Мои пальцы останавливаются на мышке, когда я вижу, что шелковая постель Авы мятая и пустая.
Вспышка молнии освещает окно, пока я переключаюсь на камеру в ее ванной комнате. Да, у меня есть камера видеонаблюдения в ванной моей жены. Засудите меня за это.
Когда я понимаю, что она тоже пустая, мои пальцы сжимают мышку, пролистывая все места, куда она могла бы пойти.
Кухня — ее любимое место для ночного перекуса попкорном или ведерком сладкой ваты. А если она в хорошем настроении, то еще и клубничным мороженым.
Домашний кинотеатр в подвале, где она смотрит романтические комедии начала двухтысячных, наедаясь всем этим.
Гостевая комната, которую она превратила в свое музыкальное логово, как она это называет, и заполнила пятью виолончелями — одна из них розовая — а также скрипкой и пианино. На всех инструментах она играет как профессионал.
Библиотека, где она чередует чтение книг о классических музыкантах с порно-романами. У нее есть розовый уголок с пушистым креслом для чтения, где она ставит закладки, выделяет и пишет заметки прямо в чертовых книгах. Привычка, которая безумно меня раздражает и заставляет кипеть от ярости.
Оранжерея, где она обычно занимается любительским дизайном цветочных композиций и разведением растений — и постоянно терпит неудачу. У бедного садовника, наверное, случится инсульт, когда она в следующий раз уничтожит его любимые растения.
Но ее нет ни в одном из этих мест.
Блять.
Я просматриваю комнаты, впервые проклиная размеры особняка. Но ее нигде нет.
Учитывая ее близкие отношения с Сэм, она могла отправиться в гостевой дом на ее поиски. Но мне кажется, она не стала бы делать это так поздно.
Несмотря на ее истерики, раздражающие траты моих денег на незнакомые мне благотворительные фонды и обычное высокомерное поведение, моя жена оказалась гораздо ближе к тем, кто находится далеко от нашего социального статуса.
Она запомнила имена всех работников и часто приглашает их смотреть с ней свои нелепые фильмы, даже несмотря на усилия Сэм создать дистанцию между Авой и ними. Она также всегда ругает меня, если я прошу людей делать свою работу.
— Дело в тоне. Да, они работают на тебя, но мы больше не живем в эпоху аристократии, и ты не их господин или хозяин, так что перестань вести себя как придурок и разговаривай с ними, как с людьми.
Она забывает, что я считаю девяносто процентов человечества или умственно отсталыми, или с застывшим на уровне десятилетнего ребенка развитием.
Все еще проверяя камеры, я достаю свой телефон, готовый набрать Сэм и Хендерсону. Кого волнует, что уже позже часа ночи, когда Ава пропала?
Я замираю, когда вижу ее, стоящую посреди заднего сада. Все еще в вечернем платье.
Под проливным дождем.
Я молча выругался, выскочил из офиса и по дороге наружу схватил зонт.
Из-за холодного порыва ветра мое лицо напрягается, а громкий звук дождя, уже не сдерживаемый стенами дома, гремит в ушах, как бушующие волны.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы добраться до сада, чуть не поскользнувшись на брусчатке, зигзагообразно заросшей травой.
Мои ноги останавливаются, когда я наконец вижу ее, стоящую посреди дождя. Мокрое платье прилипает к ее телу, как вторая кожа, подчеркивая изгиб ее груди и очертание ягодиц.
Она смотрит вверх, в небо, а фонарный столб позади нее создает мягкий ореол вокруг ее лица, когда струи дождя стекают вниз по ее вискам, щекам и шее, прежде чем впитаться в платье и упасть каплями на землю.
Я осторожно иду к ней и держу зонт над нашими головами, борясь с упрямым порывом ветра, который пытается его унести.
— Ава, все в порядке? — спрашиваю я, задавая риторический вопрос, потому что вижу, что все не в порядке.
Я даже не с ней разговариваю сейчас. Я разговариваю с ее призраком. С кем-то, кто давно ушел, несмотря на мои отчаянные попытки удержать ее.
Она отступает от меня и выходит из-под зонта, продолжая смотреть на пасмурное беззвездное небо. Поэтому я становлюсь рядом с ней и держу зонт немного позади, чтобы не закрывать ей вид, но все еще защищать от ливня.
— Пойдем домой, красавица, — моя рука обнимает ее за талию, и я слегка надавливаю, чтобы подтолкнуть ее вперед. Она следует за мной мгновение, но затем резко останавливается.
Ее голова механически откидывается назад, и она смотрит мне в лицо, но на самом деле не видит меня. Ее глаза бледные, несфокусированные.
Она не в себе.
Моя жена сейчас не более чем незнакомка.
Не похожа даже на свою тень, как это порой бывает.
Если ее родители или даже Ариэлла узнают об этом, они заберут ее туда, где, по их мнению, ей следует лечиться.
Я уже проходил через это и не повторю даже если мне будут угрожать пистолетом.
К тому же, я ее законный опекун, так что они не смогут ни черта сделать, если не хотят испортить и омрачить ее моменты ясности.
— Ты думаешь, что я красивая? — ее голос тихий, несколько потерянный, вялый и совсем не похож на насмешливый, энергичный голос Авы.
Но я все равно киваю.
— Скажи это снова, — она резко вдыхает и кладет холодную руку на мою грудь, ее движения неуклюжие и неуверенные. — Скажи, что ты считаешь меня красивой.
— Я считаю, что ты настолько красива, что иногда мне больно на тебя смотреть.
— Красивее, чем твои