— Нас ищут, — заметила я после того, как чей-то деловитый го­лос закончил излагать наши словесные портреты.

— В высшей степени ценное замечание, — кивнул Лонго. — Интересно, какой дурак составлял ориентировку.

— Чем ты недоволен?

— Своим описанием. Во-первых, меня в городе знают все, включая мышей и тараканов, а, во-вторых, незачем перечислять все мои шрамы. Это слишком долго и никому не нужно. Я не собираюсь раздеваться.

— А вдруг ты пойдёшь к врачу или на пляж? — усмехнулась я.

— Да, — проворчал он. — Или в бордель.

Подняв голову, он окинул взглядом пустые небеса.

— Боишься, что нас засекут с воздуха? — спросила я.

— Тут никто не летает.

— А со спутника могут?

— Конечно, если за дело возьмется колониальный отдел безопасности Звёздной инспекции, — Лонго посмотрел прямо в зенит и произнёс каким-то странным тоном. — А они ещё не взялись. С чего бы им взяться…

— А почему ты так думаешь? Это же их компетенция!

— Ну и что! — он моментально опустил глаза на меня. — Они могут вступить в дело, только если к ним обратится с просьбой префект, комендант планеты или Рирм. Префект скорее удавится, комендант не станет делать этого, пока не исчерпает все резервы, а Рирму не позволит его ослиное самолюбие.

— А ты?

— Я? Я им раньше говорил, что нужно подключить парней из КОБЗИ, чтобы поймать заговорщиков, но теперь, когда ловят меня, мне почему-то хочется, чтоб наши джимены сидели в своих сте­рильных компьютеризированных коробках и не рисковали своими дорогостоящими мозгами.

Он снова занялся сканером, а я села на сидение в салоне и решила ещё немного подумать. Что-то внутри настойчиво говорило мне, что неплохо было бы чего-нибудь съесть, но я злобно приказала этому чему-то заткнуться, потому что есть всё равно было нечего. Вспомнив золотое правило всех, кто болтается в космосе без припасов в ожидании абстрактной помощи, которое гласит: «кто спит, тот обедает», я отки­нулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Когда я их открыла, было уже темно. Кабина флаера была закрыта куполом, внизу проносились неясные очертания горных хребтов, а на­верху темнело чёрным душным покрывалом беззвёздное ночное небо.

— С добрым утром, — пробормотала я, потягиваясь.

Лонго кивнул. Он снова был сдержан и сосредоточен. Вытягивать из него подробности было делом безнадёжным, и всё же я поинтересовалась:

— Куда летим?

— В Мегаполис, — ответил он, бросив на меня быстрый взгляд.

— Исчерпывающая информация, — пробормотала я, доставая из кобуры бластер и проверяя заряд.

Всё было в норме. Регулятор мощности луча двигался легко, словно по маслу.

— Думаешь, пригодится? — спросил он.

— Откуда я знаю? Ты ж ничего не говоришь.

— Единственная нить, за которую я могу ухватиться в моём положе­нии — это Билли, — сухо произнёс он. — Убийца Аблада, как и захвачен­ные на базах мятежники, для меня в данный момент недоступны. Билли некоторое время зависал в норе на Амон-стрит. У меня там есть осведомитель. Это маленький, но шанс. Если дело выгорит, то можно будет попытаться провести нормальное расследование.

— А если нет?

— Тогда придётся вызывать огонь на себя. Так удастся засечь этого снайпера.

— От твоей повстанческо-десантной терминологии у меня руки хо­лодеют, — фыркнула я. — Если мне не изменяет память, то снайпер — это тот, кто метко стреляет. У тебя есть запасная голова?

— Нет, только эта, но и она была бы мне ни к чему, если б я ею иногда не рисковал, — он покосился на меня. — Как выглядит по земным меркам то, что я тащу тебя под прицельный огонь?

— Если б ты меня тащил, то выглядело бы это не по-рыцарски.

— Я со времен войны терпеть не могу рыцарей. Самые трудные про­тивники, хуже императорской гвардии.

— Тогда всё в порядке.

Впереди замерцали тысячами окон-звёзд кубы и пирамиды Мегаполиса. Флаер пошёл на снижение. Лонго включил рацию и вывел на экран азимутную сетку радара.

— Придётся идти на уровне второго-третьего этажа, — пояснил он. — Не то засекут в два счёта, а перехватчики здесь не хуже, чем в лю­бой системе ПВО.

«Олити» по наклонной скользнул вниз и помчался по путаным ла­биринтам улиц. Лонго вёл его уверенно, внимательно глядя на экран и моментально сворачивая в сторону, если на пути оказывался постовой или патрульный андроид. Он как свои пять пальцев знал этот город, и Рирм, если он не совсем глуп, и правда, должен был кусать локти.

VI

В тесной кабинке какого-то подозрительного ресторанчика, раз­мещавшегося в подвале мрачного здания, царил полумрак, изредка отступающий под лучами нервно вспыхивающего света. По стенам тянулись провода, в массивные коконы-кресла были вмонтированы различные при­соски, наушники, антенны, что делало их похожими на некий гибрид пыточного аппарата и десантного кресла для автономного перемещения в невесомости. Перед креслами — вогнутый стол, пластиковая столешница которого пестрела непонятными символами и яркими кнопками. Судя по всему, это заведение не предназначалось для землян. Однако сей­час передо мной стоял поднос с вполне сносным ужином из полуфабри­катов, какими снабжают разведчиков, уходящих на несколько дней с базы научной экспедиции на неисследованной планете. Я делала вид, что всецело сосредоточена на процессе поглощения предоставленной мне еды, но на самом деле внимательно слушала разговор, ведущийся за столом.

Напротив Лонго сидел седой лобастый анубис в чистеньком затёр­том комбинезоне механика. Он печально смотрел на лейтенанта и сипло говорил:

— Вы очень много сделали для меня, лейтенант. Мне не повезло в жизни, я родился с мозгами в черепной коробке и, чтоб не оказаться в котле, был вынужден всю жизнь прикидываться идиотом. Больше всего я боялся, что и мои дети будут обладать умственными способностями выше, чем положено. Слава Амону, трое, как и подобает, выросли здоровыми ребятами, не отягощёнными интеллектом, но Рупан… Мало того, что он перемножал в уме пятизначные числа, так он ещё вовсю демонстрировал свои таланты… Если бы не вы, лейтенант, его бы съели. Это, конечно, большая честь, но… если вы отец, то вы меня понимаете. Детей всегда жалко, а ребенка, наказанного жизнью, вдвойне. Но теперь всё хорошо. Он уже заканчивает космошколу на Тиртане, собирается жениться и забрать нас с матерью к себе. Пишет, что только за пределами колонии он почувствовал себя человеком. Заметьте, Торнадо, не анубисом, а человеком, как тиртанцы. Это печально, но