Шрифт:
Закладка:
* * *
Комки сухой земли упали на лицо Чалому, и он окончательно проснулся. Внутри окопа гудело, осыпались стенки укрепления. Он прильнул ухом к земле и явственно услышал ход гусеничной техники. Броня! Прильнул ещё раз. Броня, и не одна! Вот откуда идут – понять трудно. Вдруг он услышал крики сверху и, высунув голову из окопа, увидел, что пацаны из блиндажа повылезали из укрытия, машут руками и что-то орут.
– Ура-а-а! На-а-аши! Давай, давай, давай! – неуклюже прыгал прямо на асфальте Андрюха Артёменко с соответствующим его комплекции позывным Бомба.
Денис Конанчук вытащил из блиндажа флаг ДНР и начал его разворачивать. Саша Нигайло как старший по возрасту вёл себя весьма спокойно, но Чалому рукой показал сжатый кулак с выставленным вверх большим пальцем: мол, здорово, наши едут!
Чалый повернулся в сторону тыла и действительно увидел, что из-за угла со стороны коровника на расстоянии метров пятьсот выдвигалась пара: танк Т-80 и ТОС, который в армии России называли когда «солнцепёком», а когда «Буратино» из-за характерной формы реактивного снаряда, имеющего тонкий и острый обтекатель-детонатор, очень напоминающий нос главного героя известной сказки. Русские оружейники – вообще эстеты со здоровым и тонким чувством юмора. Самоходки – «Акация», «Гвоздика», «Пион», «Гиацинт», «Тюльпан». А баллистические ракеты – «Тополь». Не названия, а сплошной цветочный сад. Но что они делают с противником? Да просто перепахивают всё, неся панический ужас, коллапс и разрушение.
– Дима! Славочевский! – с трудом преодолевая боль в горле, хрипло вскричал Седой. – Отводи всех в укрытие! Они сейчас работать будут!
Парни, поняв серьёзность момента, не стали дожидаться повторения приказа и мигом бросились в блиндаж.
Машины остановились в ста – ста пятидесяти метрах от позиции и приступили к маневрированию, очевидно, выбирая удобную точку для стрельбы. Мгновение, другое. Началось!
Танк выдвинулся несколько дальше огнемётной системы и, не дожидаясь «коллеги», начал палить в сторону объездной вокруг Харькова. Уже были слышны гулкие хлопки взрывов танковых снарядов, как в том же направлении полетели с огоньком первые восемь реактивных «карандашей». Их полёт можно было отчётливо наблюдать сбоку, и, будь сейчас фотоаппарат, запечатлеть миг их движения не представляло бы проблемы. Не успел грохот первых выстрелов танка и «солнцепёка» приглушить радостные крики бойцов на позиции, как вновь раздалась пальба из танка и следом из системы. Ещё пакет из восьми реактивных снарядов ушёл на Харьков. Танк начал частить, выбрасывая из ствола ещё и ещё снаряды. У «солнцепёка» оставался последний пакет, который недолго заставил себя ждать, со свистящим грохотом вылетев в сопровождении шквала жёлто-красного огня. Мощнейший шум выстрелов снова накрыл и без того оглохших бойцов, которые пытались представить себе, какой ад творится за пять-шесть километров от них, на окраинах Харькова, когда на площади до сорока тысяч квадратных метров мощный огневой, испепеляющий ураган пожирает всё и вся, не оставляя никаких шансов на выживание даже мухе или муравью. Название оправдывает себя – испепеляющий всё «солнцепёк».
Чалый снова услышал восторженное ликование со стороны блиндажа. Теперь уже Славочевский наполовину вылез из окопа с широченной, глуповатой улыбкой на чумазом лице, что совсем не соответствовало статусу университетского преподавателя. Он по-дурацки подрыгивал и одновременно поднимал вверх руки, грозя своими тонкими кулачками в сторону миллионного города, где окопался враг, который так долго не отпускает донецких парней домой.
– Во дебил! Чалый, скажи этому придурку, что укрываться надо. Сейчас прилёты начнутся! – вдруг послышался крик сзади.
На Валеркином лице Чалый ликования не увидел. Тревожное беспокойство, граничащее с паническим волнением, отражалось в глазах пулемётчика, знавшего войну не первый год. Он указал рукой в сторону российского «солнцепёка», который уже закончил манёвр и вслед за танком начал очень быстрый отход в сторону коровника. Через три секунды можно было только слышать удаляющийся шум дизелей, а ещё через мгновение неожиданно наступило беззвучие…
«Вот и повеселились», – только успел подумать Чалый, как услышал до боли знакомый звук залпа гаубицы Д-30 со стороны города.
– Ложись! В укрытие! – сквозь режущую боль во всём горле выкрикнул сержант и тут же рухнул на дно окопа. – Вот тебе и «уря»! Вот тебе и «наши пришли»!
Шесть снарядов кряду накрыли участок дороги от блокпоста до поворота на коровник, упав гуртом на асфальт, на обочину, на край поля, и без того усеянного противопехотными и противотанковыми минами. Чалый вспомнил, что после залпа начинается стрельба беглым огнём, когда выстрелы исходят по мере заряжания. Скажут пять – будет тридцать прилётов, как и положено, из шести стволов одной батареи. И это, конечно, произошло, а Чалому оставалось считать, стараясь не сбиться на молитве, которую он уже читал про себя: «Аллахум-мя, атиня фид-дунья хясаня-тан, уа филь-ахырати хясанятан уа кыня азабяннар! О Аллах, вознагради нас добром в этой жизни и в вечности и упаси нас от мук ада! О Аллах, воистину, я взываю к Тебе за спасением от бессилия, и небрежности, и бездушия, и присущей пожилым немощи, и жадности, и я обращаюсь к Тебе за защитой от могильных мук, и я ходатайствую к Тебе за спасением от трудностей земной жизни и кончины!»
Всё вокруг сотрясалось и грохотало, земля ещё активнее начала осыпаться со стенок окопа, а маленькие трещины, куда и мышь не могла бы втиснуться, вдруг показались Чалому расширяющимися на глазах, словно предлагали спасение.
«Уже с десяток прилетело, и вот ещё выстрел… Летят без свиста. Значит, будут рядышком ложиться… и мы рядышком ляжем друг с другом… Не хочу умирать! Не хочу! Не имею права! О Аллах, даруй прощение моим грехам и невежеству, непомерности в моих деяниях и тому, о чём Ты сведущ лучше! О Аллах, прости мне то, что было совершено мной до этого, а также то, чего я ещё не сделал, совершённое скрытно и явно и то, о чём Ты сведущ лучше! Ты – двигающий вперёд, и Ты – отодвигающий, и Ты способен на всё!» – мысли хаотично прыгали, истерически скакали, нервно ёрзали по внутренним стенкам черепной коробки Чалого, который уже потерял счёт прилётам, сопровождаемым армагеддонским разломом почвы и сотрясанием воздуха, наполненного едко-кислым, до изжоги, пороховым дымом и палениной. Невольно чувствуешь себя крохотным муравьём, оказавшимся на барабане, по которому без устали колошматит какой-то псих и никак не хочет остановиться.
