М о р г о в я к. В деревне нынче не все одинаковы. Найдутся и коммунисты и такие, что за кооператив ратуют…

Я ж и н а. Верно, верно! Колхоз выдумали, до чего дошли!

М о р г о в я к. А ежели ладно да точно сказать, так мы к вам, паненка, затем, чтобы душой подкрепиться…

С у л ь м а. Не плел бы, Морговяк!

Г н а т (с усмешкой). О душе говорить — это дело ксендза. (Понизив голос.) А нам бы надо… Не знаю только, можно ли при нем? (Показывает на Сульму.)

И о а н н а (развеселившись). Что вам надо? Только говорите скорее, у меня нет времени.

Г н а т (поколебавшись, вполголоса). Посоветоваться, что да как делать, куда подаваться?

Я ж и н а (почти шепотом). Тоже на предмет войны… Когда ждать ее?

И о а н н а. Войну? Будет, милые мои, будет, и такая страшная — камня на камне в этих местах не останется!

Я ж и н а. Матерь божья!

М о р г о в я к. А с нами-то, паненка, что ж будет?

С у л ь м а (насмешливо). Так слыхали же: камня на камне в этих местах не останется…

Г н а т (испытующе смотрит на Иоанну). Э, паненка! Так с нами не след говорить! (Внезапно жестким голосом.) А может, вы и вовсе не паненка Вельгорская?

М о р г о в я к. Не срамись, Юзек! Будто бы не знаем паненки сызмальства? Ты, может, по молодости лет не помнишь. Простите вы его. Но то, что вы нам, паненка, поведали, — страх великий. Чтобы камня на камне не осталось?

Я ж и н а. Теперь уж человек как пень… совсем глухой стал.

М о р г о в я к. А мы-то думали, раз паненка в наших краях объявилась, да в своем доме, стало быть, дело налаживается…

Я ж и н а. Справедливо, справедливо! Неспроста, думалось нам… (Уводит Морговяка в сторону, о чем-то советуются.)

С у л ь м а (раздосадованно). Вот видите, что моя глупая старуха натворила! Уж я с ней дома потолкую!

Г н а т. А вы, Сульма, помолчите! С вами тоже не разберешься. Холера знает, за кого вы теперь держитесь!

С у л ь м а (вспыхнув, с ненавистью). Только не за тебя, бандит!

Г н а т. Гляди-ка, что с мужиком стало! Зачем вы с ним знаетесь? Он же вас продаст за пять злотых! (Сульме.) Эх ты, оборванец!

И о а н н а (насмешливо). Тише, тише! Не забывайте, вы в моем доме!

Г н а т. Мы-то помним, нам-то не надо напоминать. А вот он, Иуда, давно забыл!

С у л ь м а (с кулаками кидается на Гната). Убирайся отсюда! Ты, мерзавец, убирайся!

Морговяк и Яжина быстро подходят к ним.

М о р г о в я к. Спокойно, Гнат, спокойно, — как же вы так, при паненке?

Г н а т. «Спокойно, спокойно»… Мы не за спокойствием сюда шли и не ручки целовать у паненки. Мы думали — услышим что нам надо…

С у л ь м а. С ними, паненка, нечего и говорить.

Г н а т. Пойдем, Морговяк, нечего нам тут делать. Холера знает, что здесь такое.

М о р г о в я к. Да, видать, не то, что мы думали.

Я ж и н а. Как же это? Только и услышали-то, что камня на камне не останется… Что ж, с этим и домой возвращаться? Так я же теперь дурнее прежнего стала! (Иоанне.) Может, лучше уж, паненка, чтобы войны той не было?

И о а н н а. Конечно, лучше! Можете мне поверить, я разбираюсь в камнях, особенно в таких, которым больше ста лет. И мне очень хотелось бы, чтобы они простояли еще дольше, чем до сих пор…

Я ж и н а. Эх, паненка, а у меня хата совсем новая. Мне и подавно хочется, чтобы простояла дольше, хоть внучат бы дождалась.

И о а н н а. Вот именно!

Г н а т (резко). Пойдем, Яжина, как бы нам совсем не сдуреть. (Тянет Яжину.)

Все трое направляются к выходу, но вдруг останавливаются. Слышится шум голосов, затем входят крестьяне, среди них  С у л ь м и н а  и  н е с к о л ь к о  ж е н щ и н. Впереди всех — Р у д н и ц к и й  и  Г а р у с. Крестьяне заполнили часть комнаты, террасу, молча озираются, оценивая ситуацию.

Г а р у с (мужик лет сорока, показывая на Морговяка и Яжину). Ну как? Правду я говорил? Вон они, панские прихвостни! И ясновельможная паненка здесь собственной персоной!

Г о л о с  и з  т о л п ы (запальчиво). Значит, правду люди говорили!

Р у д н и ц к и й. Э-э, и вы, Сульма, в эту компанию попали! (Толпе.) А я еще вчера утром уговаривал его выступить на собрании, посвященном конституции!

С у л ь м а (возмущенно). И выступлю, чтоб вы знали, Рудницкий! Выступлю!

Р у д н и ц к и й. Вчера не хотел, вилял. Теперь понятно почему! Все ясно!

С у л ь м а. Да, ясно, чтоб ты знал! И станет еще яснее! Можешь больше не уговаривать, сам хочу выступить. Попробуй не дай мне слова!

С у л ь м и н а (тянет его сзади за одежду). Оставь, Кароль! Не кипятись!

Р у д н и ц к и й. Да кто тебя слушать станет, двурушника, прихвостня. Даже не суйся!

С у л ь м а (с отчаянием). Не говори так, Рудницкий! Не говори! (Ослабев после вспышки.) Лучше бы мне по роже съездил при всех!

И о а н н а (подходит, подбадривает Сульму). Успокойтесь, пан Сульма. Я все объясню, нас выслушают, поймут…

С у л ь м а (подавленно). Ох, до чего дошло, паненка! До чего дошло!

В толпе движение, люди расступаются, пропускают  В р о н у, за ним  Х э л ю.

В р о н а. Что случилось? Что тут такое?

Г а р у с. Что? Это мы вас, товарищ директор, должны спросить, что тут такое. Говорят, в усадьбе паненка какая-то появилась, из прежних господ. Верно это?

В р о н а. Верно, товарищ Гарус!

Г а р у с. Говорят, она тут со вчерашнего вечера. Верно это?

В р о н а. Верно.

Г а р у с. А кто ее сюда позвал, хотел бы я узнать?

И о а н н а. Никто. Я сама пришла, по собственному желанию.

Р у д н и ц к и й. Ваше-то желание нам, гражданка, понятно, но здесь же не корчма, кто-то должен был впустить, разрешить… Говорят — Сульма… А может быть, вы, товарищ директор?

Г а р у с. Мы, например, знали, что вы, товарищ директор, со вчерашнего дня в Познани, — и вдруг, странное дело, вы здесь да еще спрашиваете нас, что тут происходит! Как это понимать?

В р о н а. Разрешите объяснить…

Г а р у с. Что там «разрешите»! Вы разрешения не спрашивайте, а рассказывайте поскорее!

С у л ь м а (говорит с трудом). Я скажу. Директор ни в чем не виноват. Я виноват, и никто больше… Я разрешил…

И о а н н а. Я хочу кое-что добавить к словам гражданина Сульмы.

Г а р у с. Вы? Вы нас интересуете так же, как прошлогодний снег.

И о а н н а. Как панна Вельгорская, возможно. Но у меня есть не только фамилия. Не знаю, понимаете ли вы меня? Я еще и человек, которого вы совершенно не знаете…

Р у д н и ц к и й. Конечно, не знаем! Откуда же нам знать? Столько лет не видались! Но нас больше интересуют те люди, которых мы знаем… (Показывает на Сульму.) Вот он нас интересует. И директор нас интересует. А больше всего эти… (Показывает на Морговяка, Яжину и Гната.) Они ждут только подходящего случая, чтобы начать шебуршить, мутить воду! Зачем вы сюда пришли, Морговяк? И вы, Яжина? И вы, Гнат?

М о р г о в я к. За чем и вы, Рудницкий, — поглядеть…

Я ж и н а. Истинно, поглядеть — ничего боле, давно не видали.

Г а р у с. Знаем мы вас, ваше глядение!