Правда, потом все это изменилось. И кто знает, сколько лет жизни отняла у нас политиканская деятельность Авербаха. Да еще во времена Фурманова…

И, точно подслушав мысли мои, говорит в трубку Панферов:

— Знаешь, что подумал я сейчас: жаль, нет Фурманова. Ох, как нужен он сейчас нам!

— Федя, — сказал я, — мне сейчас как-то трудно осмыслить, что произошло. И радостно, что кончилась «диктатура» Авербаха… И немного грустно — все же столько лет…

— А ты, Саша, без слезы… Подумай о том, как очистится атмосфера… Сколько работы впереди. Так твердо, прямо, решительно может поступить только наша партия, наш Цека. Ну, Саша, с новым годом… Ложись спать. Следующую ночь спать не придется…

Следующую ночь спать действительно не пришлось.

24 апреля, в день опубликования решения ЦК, мы собрались на квартире Александра Серафимовича. С тех пор прошло уже больше четверти века, и не всех участников этой встречи я могу вспомнить. Пришли Ф. Гладков, Ф. Панферов, В. Ильенков, Б. Горбатов, Б. Галин, В. Билль-Белоцерковский, П. Юдин, И. Нович. Пришел и секретарь ЦК комсомола А. Косарев. Помню, что он только недавно сделал глазную операцию и все спрашивали его о здоровье.

Помолодевший, оживленный Александр Серафимыч читал нам наметки будущей своей статьи.

— Ну как, Саша, — спросил меня Федор, — грусть твоя прошла или щемит немного? А тебе ведь от них изрядно досталось. Все тело в синяках… Эх ты, лирик-романтик… Вперед смотри!..

В ответ на решение ЦК мы решили подготовить коллективный альманах о современности. Редактирование сборника поручили Панферову.

Разъехались по стройкам. «В путь-дорогу, эмпирики! — напутствовал нас Федор Иванович. — Прощупать жизнь своими руками!..»

9

Вместе с Панферовым и Галиным мы летим по заданию «Правды» в Свердловск. Большое событие в жизни страны: вступает в строй гигантский Уралмаш.

Это наш первый большой полет. Шутка сказать — 12 часов в воздухе (теперь за 12 часов можно долететь до Владивостока)! Панферов и Галин вообще летят впервые. Федор Иванович с интересом смотрит в окно на пролетающую землю, смеется, острит. А Боре Галину не до пейзажей. В воздухе чувствует он себя неважно… Ну да ничего… Первое воздушное крещение… Сколько раз еще придется ему в грядущие годы пересекать воздушные просторы… Над Советским Союзом, над Европой, над Китаем…

Самолет резко снижает высоту. Кажется, что мы ныряем в глубокую воздушную яму. Мы хватаемся за пояса, но они уже не нужны. Наши испытания кончаются. Под нами спичечными коробками расстилается город, в котором доживал последние дни последний российский самодержец. Старый город Екатеринбург, новый советский Свердловск.

Искрятся на солнце, словно драгоценные самородки, точки озер. Свердловск, точно богатым самоцветным поясом, охвачен серебряной лентой прудов.

Чуть заметными облачками дымятся трубы векового Верхне-Исетского завода. Мы совсем низко. Можно уже различать людей. И словно новый город, средь леса возникают под нами новые корпуса Уралмаша. Завод заводов. Сильнейшая крепость нового Урала точно в стекле стереоскопа встает перед нами и моментально исчезает…

Мы идем на посадку… Федя Панферов ловко соскакивает с последней ступеньки трапа. Помогаем спуститься Боре Галину. Он бледен как бумага.

«Назад к волам!» — трагикомически восклицает, почувствовав под собою землю, Галин…

Поздно ночью сидим мы в кабинете секретаря Уральского обкома партии. Высокий, грузный, кряжистый, он шагает по кабинету, говорит медленно, увесисто, словно обдумывая каждое слово. Синяя карта висит на стене. Карта густо усеяна большими и малыми точками. Секретарь ведет нас от точки к точке, и они вырастают перед нами заводами и рудниками. А рядом, точно объяснительная записка к карте, переливаются под электрическими лучами осколки уральских недр, сотни камней — образцов богатств, покоящихся в уральской земле.

Секретарь встряхивает на ладони матовую металлическую звезду. Звезда переходит в наши руки. Она кажется совсем невесомой.

— Металлический магний, — оживляется секретарь, — будем разрабатывать металлический магний. Немалые у нас залежи, — добродушно улыбается он.

Уралмаш. Соликамские калийные богатства. Домны Магнитной горы. Березники. Синяя карта оживает перед нами, и осколки камней лучатся теплым светом в наших руках.

— А люди, которые разрабатывают эти породы, которые строят эти заводы заводов, — что вы скажете о людях?

Федор Панферов пытливо вглядывается в лицо секретаря. Борис Галин все еще взвешивает на ладони такую легкую металлическую звезду.

— Поговорим о душе, — предлагает Панферов.

Секретарь задумывается. Он глубоко опускается в кресло, облокачивается, перебирает в памяти десятки встреч. И вот он опять говорит. Теперь он рассказывает о людях, о людях старого и нового Урала, о наших будущих героях.

15 июля 1928 года, ровно через девять лет после поражения адмирала Колчака, был заложен первый камень цеха металлических конструкций Уральского машиностроительного завода. Первоначальный проект завода был рассчитан на 18 тысяч тонн. Но страна строится. Все новые точки возникают на карте — уральская металлургия требует машин. И 18 тысяч вырастают до 100.

Уралмаш становится мастерской гигантов, заводом, производящим заводы. Доменные печи, мартены, блюминги, газогенераторы, металлические скелеты будущих заводов рождаются в цехах Уралмаша.

Впервые в СССР здесь устанавливается пресс в десять тысяч тонн. Весь мир имеет семь подобных прессов. Задача Уралмаша не только установить, но и производить такие прессы.

Здесь, в этих гигантских пролетах, на площади механического цеха, раскинувшегося на десятки тысяч квадратных метров, будут рождаться новые машины, новые цехи, новые заводы Советской страны.

Уложенные в ящики, лежат первые выпущенные пушки Брозиуса, рожденные здесь, в цехе. Они готовы выйти в мир. Они покидают свой родильный дом. Их ждут тульские, липецкие, кузнецкие домны.

Мы шагаем по широкому проспекту меж цеховых корпусов. Словно закованные в броню часовые, стоят по обочинам проспекта колонны для подъемных кранов. Десятки солнц горят в рефлекторах прожектора, установленного на первом механическом. Жарко. Сотни людей пересекают во всех направлениях заводский двор. Завод сбрасывает с себя леса стройки, завод украшается. У заводских ворот зеленеет большая клумба. И маленькие наивные головки маргариток покачиваются при каждом дуновении ветерка. Десятки садовников работают бок о бок с малярами, монтажниками и штукатурами. Весь Свердловск помогает в эти дни заводу.

Стучат молотки, разбивая камень, скрипят краны. Пахнет известкой, смолой, горячим асфальтом…

В конце проспекта слышен резкий треск автогена. Голубыми искрами вспыхивают вольтовы дуги.

Цех металлических конструкций. Это здесь начинался Уралмаш. Это здесь собирались первые конструкции завода заводов.

Мы встали сегодня чуть свет. И первым человеком, которого мы повстречали на заводском дворе, был… Емельян Ярославский.

Это была первая встреча с ним после того памятного заседания в Секретариате ЦК. Он прилетел на торжество пуска Уралмаша еще накануне и был здесь уже, что называется, «старожилом».

— Ну, братья писатели, — сказал, посмеиваясь, Емельян Михайлович, — вот где